Не считая собаки - [56]

Птицы начали утренний концерт, восходящее солнце переплело воду и небеса розовыми лентами. Река величаво несла золотистые воды меж зеленых берегов, не ведая ни о каких диссонансах, – в ее ровной бесконечной глади отражался не знающий тревог мир.

«Э, старина, далеко тебе еще до поправки», – отчетливо прочиталось во взгляде Сирила.

– Я не выспался, – буркнул я. – Из-за тебя, между прочим. Пойдем.

Поставив чайник, я нарезал бекон, разбил яйца в сковороду и направился к лодке будить Теренса с профессором, колотя в крышку от кастрюли ложкой для стилтона.

– Подъем! Завтрак подан!

– Боже правый… – Теренс, с трудом разлепив глаза, полез в карман. – Который час?

– Половина шестого. Вы ведь хотели выйти пораньше, чтобы к чаю успеть в Мачингс-Энд. Мисс Меринг, помните?

– О! – Теренс вылетел из-под одеяла как подстреленный. – Точно. Просыпайтесь, профессор Преддик.

– «Пока Заре, вращеньем часовым разбуженной, не довелось открыть ворота света розовой рукой» [25], – продекламировал с кормы профессор, сонно моргая.

Я оставил их просыпаться, а сам побежал проверять, как поживают яичница и кошка. Принцесса спала крепко. И, что еще важнее, беззвучно. Поставив саквояж к остальным вещам, я принялся раскладывать завтрак.

– Такими темпами к шести будем на реке, – поделился я соображениями с Сирилом, скармливая ему полоску бекона. – В полседьмого пройдем шлюз, потом остановимся в Абингдоне, чтобы профессор отправил телеграмму, к восьми – в Клифтон-Хэмпден, к девяти – Дейский шлюз, около десяти доберемся до Рединга.

Около десяти мы еще канителились в Абингдоне.

Битых два часа мы грузили багаж, который, кажется, успел разрастись и размножиться за ночь, а потом в последнюю минуту профессор обнаружил, что пропал двухжаберный голубой голавль.

– Может, до него добрался какой-нибудь зверь? – предположил Теренс.

Я почти наверняка знал какой.

– Нужно отловить другой экземпляр, – заявил профессор, вытаскивая удочку и снасти.

– Некогда, – покачал головой Теренс. – К тому же у вас остался белый пескарь.

И его лучше закрыть понадежнее, иначе до него тоже доберется зверь, а мы никогда не доберемся до Мачингс-Энда.

– Нужно отчаливать, сэр, – уговаривал Теренс, – если мы хотим до завтра быть в Раннимеде.

– Non simper temeritas es felix, – изрек профессор, выбирая наживку. – То есть поспешишь – людей насмешишь. Помните, если бы Гарольд не кинулся в бой очертя голову, победа при Гастингсе была бы за нами… Раннее утро не лучшее время для голавля, – задумчиво протянул он, насаживая муху на крючок. – Голавль обычно просыпается ближе к вечеру.

Теренс простонал и посмотрел на меня умоляюще.

– Если выйдем сейчас, ближе к вечеру будем в Пенборне. – Я развернул карту. – Здесь сказано, что Пенборн издавна славится рыбными местами. Отлично ловится усач, – зачитывал я, – отменно клюет окунь, елец и голавль. Много плотвы и карповых. Запруда богата крупной форелью.

– Пенборн, говорите? – заинтересовался профессор.

– Да, – соврал я. – Вот, тут написано: «Непревзойденный по разнообразию и изобилию рыбы участок Темзы».

Это решило дело. Профессор уселся в лодку.

– Спасибо, – прошептал Теренс беззвучно и оттолкнулся от берега, пока наставник не передумал.

Я посмотрел на часы. Двадцать минут девятого. Позже, чем я рассчитывал, но все равно к пяти успеваем в Мачингс-Энд, если все сложится благополучно.

Не сложилось. Абингдонский шлюз был закрыт, и у нас ушла четверть часа на то, чтобы разбудить смотрителя, который в отместку спускал воду тончайшей струйкой. Тем временем груда багажа на корме начала крениться, пришлось останавливаться (дважды) и все привязывать заново.

На второй остановке профессор Преддик вдруг воскликнул:

– Видите вон те кувшинки? И быстрину у берега? Там должен хорошо клевать усач!

И он выкарабкался из лодки, прежде чем мы успели его остановить.

– Некогда… – беспомощно пробормотал Теренс.

– Пенборн, – напомнил я.

– Пфуй, – отмахнулся профессор, и я с радостью добавил бы в свою коллекцию еще одно междометие из викторианских романов, если бы не грызущее беспокойство за саквояж и судьбу Вселенной. – Лучше этого места не сыскать.

Теренс в отчаянии посмотрел на часы. Чем же выманить профессора? Битвой при Гастингсе? При Саламине? Раннимедом?

– Вот так я всегда представлял себе Раннимед. – Я обвел жестом ближайший луг. – Туман стелется под копыта лошадей короля Якова с войском. Как считаете, где на самом деле подписывали хартию? В Раннимеде или на острове Хартии?

– В Раннимеде, – клюнул профессор. – Доказано, что король переночевал в Стейнсе и поутру выехал на поле.

– Вот как? – начал вываживать я. – А профессор Оверфорс, готов поспорить, приводит убедительнейшие доводы в пользу острова.

– Да что вы говорите? – не поверил своим ушам профессор.

– Весьма убедительные, – подтвердил Теренс. – В полном соответствии со своей теорией главенства слепых сил природы.

– Ерунда на постном масле! – Профессор Преддик в сердцах отбросил удочку.

Теренс тут же подхватил ее и сунул в лодку.

– Откуда он их высосал, эти доводы? – кипятился профессор. – Доподлинно известно, что подписание состоялось в Раннимеде. – Он забрался на борт. Я поспешно отвязал конец и отчалил. – Убедительные, ха! Да на острове сроду не поместились бы все эти бароны и лорды, а король Яков с его подозрительностью ни за какие коврижки не отрезал бы себе путь к отступлению. Силы природы!