Не позже полуночи и другие истории - [97]

Мой юный спутник вел себя выше всяких похвал. Он полюбезничал с миссис Янус и приласкал Ники, хотя она симпатии не вызывала. Я молча осматривал комнату. Мое внимание привлекла фотография, висевшая на самом видном месте над камином. На ней была запечатлена Ники, и я удивился тому, насколько изображение милее оригинала.

– Да, зимой тут очень холодно, но это бодрящий холод, – говорила тем временем миссис Янус, остановив на мне свой печальный взгляд. – Я всегда говорю: мороз лучше, чем сырость.

Она предложила мне еще чашку чая, и я кивнул. В этот миг девочка вдруг замерла, словно окаменев. Несколько секунд она стояла неподвижно, с закрытыми глазами, и я испугался, что с ней сейчас случится припадок. Потом, совершенно спокойным тоном, Ники объявила:

– Меня зовет Мак.

Миссис Янус пробормотала извинения и направилась в коридор. Я услышал, как она крутит диск телефона. Кен не двигаясь смотрел на девочку. Мне стало не по себе. Спустя минуту миссис Янус заговорила с кем-то по телефону, а потом позвала дочь:

– Ники, иди поговори с Маком!

Девочка выбежала из комнаты. Впервые с тех пор, как мы появились, она выглядела оживленной и даже смеялась. Миссис Янус вернулась в комнату и улыбнулась Кену.

– Думаю, Мак и с вами захочет побеседовать, – заметила она.

Кен поднялся и вышел в коридор. Оставшись наедине с хозяйкой дома, я не знал, о чем говорить. Совсем отчаявшись, я показал на фотографию над камином и заметил:

– Ники очень хорошо здесь вышла. Наверное, года два назад снимали?

Глаза миссис Янус наполнились слезами.

– Это не Ники, это ее сестра-двойняшка, – ответила она. – Это наша Пенни. Мы потеряли ее, когда им только-только исполнилось пять лет.

Мои сбивчивые извинения прервала вернувшаяся Ники. На этот раз она не обратила внимания на мои туфли, а решительно подошла ко мне, положила руку мне на колено и объявила:

– Мак сказал, что Цербер уже прибежал. И вы с Кеном можете идти домой.

– Спасибо, – только и сумел я ответить.

Мы покинули домик и направились обратно в Саксмир коротким путем, напрямик через болото и поля, поросшие вереском и кустарником. Я спросил у Кена, всегда ли призывный зов «Харона» дает такой эффект, как мы видели: пробуждает интеллект у девочки, казалось бы лишенной его от природы?

– Да, именно так, – подтвердил он. – И мы не знаем, почему это происходит. Робби думает, что ультракороткая волна сама по себе имеет целебную силу, но Мак с этим не согласен. По его мнению, сигнал вызова подключает Ники к тому, что он называет шестой силой, а в ее случае импульс удваивается из-за ее покойной сестры-двойняшки.

Кен говорил так, словно это была не фантастическая теория, а нечто само собой разумеющееся.

– Вы имеете в виду, – спросил я, – что умершая сестра тоже принимает сигнал?

Кен рассмеялся. Он шел вперед так быстро, что я едва поспевал за ним.

– То есть не вызываем ли мы духов и призраков? Да нет, конечно! От бедняжки Пенни не осталось ничего, кроме электрической энергии, которая все еще передается ее сестре. Вот почему Ники является особенно ценной подопытной свинкой.

Кен оглянулся на меня с улыбкой.

– Когда я умру, – сказал он, – Мак мою энергию тоже перехватит. Только не спрашивайте как. Понятия не имею. Но пусть попытается, я только рад.

Мы пошли дальше. Кислый запах стоячей воды доносился с болот, простиравшихся по обе стороны от нашей тропы. Ветер усиливался и гнул к земле тростник. Вдалеке маячила саксмирская башня, резким черным пятном выделяясь на фоне закатного неба.

Следующие несколько дней я занимался отладкой голосового модуля. Мы заправили в устройство магнитную ленту с той же программой, что раньше использовалась в «АЭЛ», хотя словарь был пошире. Сеанс начинался с позывных: «Говорит Харон… Говорит Харон…»; затем шла серия цифр, которую механический голос произносил очень четко. Дальше следовали вопросы, по большей части простые, вроде: «У вас все в порядке?» или «Вас что-нибудь беспокоит?». Потом шли высказывания посложнее, например: «Вас с нами нет. Вы в Тёрлуолле. Это два года назад. Скажите, что вы видите» и т. д. В мою задачу входило следить за четкостью голоса, а корректировкой программы Мак занимался сам. Вопросы и реплики казались мне бессмысленными, но для него какой-то смысл в них, несомненно, был.

В пятницу Мак объявил, что, по его мнению, испытания можно проводить уже в субботу. Робби и Кен были предупреждены, что в одиннадцать утра Мак лично встанет к пульту управления. Мне также предписывалось находиться на своем месте. Я, наверное, должен был спокойно воспринимать происходящее, поскольку уже довольно много знал. Однако, как ни странно, я не чувствовал себя готовым к работе.

Я занял свое место в комнате, примыкавшей к аппаратной, а Кен растянулся на операционном столе.

– Не волнуйтесь, – подмигнул он мне. – Робби меня не зарежет.

Над его головой был закреплен микрофон, соединенный с «Хароном Первым». На стене мигала желтая лампочка – сигнал готовности. Затем ее цвет сменился на красный. Я видел, как Кен закрыл глаза. И после этого донесся смодулированный машиной голос:

– Говорит Харон… Говорит Харон…

Прошла серия цифр и затем, после паузы, голос спросил: