Не погаснет, не замерзнет - [12]

Отец подошел к нему.

— Я сейчас, подожди! — заглушая свист ветра, крикнул отец на ухо Маринке и торопливо пошел по вздымающемуся и падающему трапу.

Ветер дул в лицо. Маринка съежилась и повернулась боком к заливу. К ней подошел матрос в полушубке и ушанке, взял ее за руку, и Маринке сразу стало не страшно: рука у матроса была такая же крепкая и теплая, как у отца. Теперь никакой ветер не сдует ее с ног!

— Что это? — Маринка показала на кита.

— Где? — видно, не расслышав, переспросил матрос. Но потом улыбнулся и крикнул: — Это лодка… Подводная лодка.

Маринка только издали видала подводные лодки, и только днем, при свете солнца, и сейчас, ночью, вблизи, не узнала их.

— Ею твой папа командует.

И в эту самую секунду с лодки донесся приглушенный, но все же знакомый голос отца:

— Отдать дополнительные швартовые концы!

На крыше домика появились черные фигурки. Стуча ногами о металл, они стали спускаться по лесенке на спину лодки.

— Дядя, — спросила Маринка, — а зачем это — отдать концы?

Матрос нагнулся к ней:

— Это тросы так называются. Видишь, как ветер разыгрался? Чтоб лодку не било о пирс, нужно лучше закрепить ее тросами.

И он снова заходил у края пирса, как грудного ребенка, баюкая в руках пистолет-автомат. Больше Маринка не боялась, что ветер унесет ее в сопки, и была рада, что матрос отпустил ее руку.

Между тем на темной спине лодки; от носа до кормы, быстро задвигались силуэты людей, потом на домике пронзительно ярко вспыхнул глаз прожектора, и Маринка поняла, что никакой это не домик, а рубка — она возвышается над корпусом, и на ней нарисована пятиконечная красная звезда и большая белая цифра.

Широкий луч прожектора освещал людей, которые отдавали по распоряжению отца дополнительные швартовые концы.

Зажглись прожекторы и на других лодках. Видно, и там решили получше укрепить свои корабли.

Потом отец по тому же качающемуся трапу сошел на пирс. Минуты три он постоял так, глядя на лодку, о чем-то поговорил с матросом. Корабль бросало гораздо меньше, это и Маринка видела.

Она подошла к отцу и громко сказала:

— Теперь лодку не побьет о пирс, да?

Отец засмеялся, не смог удержаться и матрос.

— Ну, Маринка, пойдем. Ты, я вижу, здорово разбираешься в морском деле. Тебя хоть командиром лодки назначай.

— Пожалуйста, — серьезно сказала Маринка.

И мужчины опять рассмеялись.

Отец взял ее за руку.

— До свидания, дядя! — вежливо сказала она матросу в полушубке.

— Спокойной ночи, Маринка. — Матрос помахал ей рукой и опять принялся ходить по краю пирса.

— Ты не плакала? — спросил отец, когда они уже шли по городу.

Его вопрос показался ей странным: да как можно плакать, если рядом был такой добрый человек, этот матрос в полушубке!

— Нет, — сказала Маринка, — и не думала..

— Ну и хорошо. Умница.

Ветер свистел не умолкая. В губе протяжно ревел буй. Дома стояли темные, и город казался безлюдным, незнакомым, чужим. Но так только казалось. Маринка впервые ступила, на полшага ступила в этот тревожный и суровый взрослый мир — мир, в котором надо вскакивать ночью и бежать на пирс, чтобы распорядиться получше закрепить подводные лодки; мир, в котором люди, рискуя своей жизнью, бросаются в ледяную воду, чтобы спасти других людей; мир, в котором действуют непреложные воинские приказы; мир, полный студеного ветра, шторма, острых брызг и неуюта, где не любят жалоб, уныния и слез.

Но сколько доброты и тепла разлито в этом суровом и жестком мире!

— Слушай, Маринка, — сказал вдруг отец, повернувшись к ней лицом, когда они дошли до своего дома. — Ты, я знаю, у меня храбрая девчонка.

— И теперь я ничего не боюсь, — гордо сказала она, — ну ничего-ничего. И ни разу не заплачу.

— Я хочу сказать тебе, Маринка… Хочу сказать… Она вся потянулась к нему:

— Что, папа?

— То… — тихо произнес он и запнулся, — то, что у нас с тобой нет больше мамы.

Вначале Маринка не поняла:

— Совсем нет?

— Совсем…

— И не будет?

— И не будет. Она умерла.

Маринка уткнулась в его меховую куртку. Плечи ее вздрогнули. Но она не плакала. Она не могла плакать. Отец еще что-то говорил ей, но она не слышала: его слова заглушил дикий порыв ветра, и, чтобы дочка не упала, отец подхватил ее на руки.

Ветер ураганной силы нес снег, в губе клокотала и пенилась вода, а над черными каменными сопками, окружавшими Матросск, негасимо горели маячные огни.

1960