Не плакать - [21]

10 — список поэтов, писателей и художников, которые безответственно поощряют склонность невежественного народа к бунту,

11 — и все прочие.

VI. ТРИ ОСНОВНЫХ ЭТАПА ЧИСТКИ ФРАНКИСТАМИ, МОГУЩИЕ СЛУЖИТЬ ОБРАЗЦАМИ ДЛЯ ВСЕХ ТИПОВ ЧИСТКИ, ОСУЩЕСТВЛЯЕМОЙ СПАСИТЕЛЯМИ НАЦИИ

1 — Этап, называемый домашней чисткой: глубокой ночью стучат в дверь подозреваемого. Будят его, крепко спящего. Перепуганная жена спрашивает, неужели ее благоверного повезут в тюрьму. Убийца, которому нет еще и двадцати, отвечает Точно так. Подозреваемого заталкивают в грузовик, где уже сидят трое его товарищей с угрюмыми лицами. Грузовик трогается и вскоре сворачивает с шоссе на проселок. Всем четверым приказывают выйти. Расстреливают их из винтовки. Затем оттаскивают трупы на обочину, где утром их с размозженными черепами найдет могильщик. Мэр-франкист, отнюдь не дурак, напишет в своем реестре: Имярек, Имярек, Имярек и Имярек скончались от кровоизлияния в мозг.

2 — Этап, называемый тюремной чисткой: заключенных в непомерном количестве, содержащихся в непомерной тесноте, вывозят группами в малолюдные места, группами расстреливают и группами же сваливают в ямы. Оговоримся, что этому методу, классическому, но слишком очевидному, зачастую предпочитают другой, рекомендованный на этапе, называемом терминальным.

3 — Терминальный этап организуется следующим образом: в одно прекрасное утро заключенные получают, к их великой радости, известие о выходе на свободу. Они расписываются в тюремной книге, получают по списку конфискованные вещи, выполняют все формальности, необходимые для того, чтобы снять с тюремной администрации всякую ответственность. Затем их выводят якобы на свободу попарно и расстреливают в упор, стоит им переступить порог тюрьмы, а трупы увозят на кладбище.

VII. ИЗЫСКИ И УСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ

Их перечень был бы слишком долгим, так что предоставим это фантазии карателей.

VIII. ADDENDUM[90]

Как совместить военные методы с христианизацией душ человеческих? Нет ничего проще. Достаточно всем лицам, достигшим возраста исполнения пасхального долга, разослать нижеследующий формуляр. Он окажет на них то же действие, что и огнестрельное оружие, но без его неэстетичных последствий, и побудит безбожников и тех, кто еще упирается, по-быстрому обратиться в христианскую веру.

На лицевой стороне:

Г-н, Г-жа или М-ль,

Проживающий (ая) в… улица… дом… этаж…

Справляет Пасху в церкви…

На обороте:

Рекомендуется исполнить пасхальный долг в своем приходе. Каждый, кто намеревается исполнить его в другой церкви, должен принести об этом подтверждение своему приходскому священнику.

На корешке, легко отрывавшемся благодаря нанесенному пунктиру, имелось следующее указание:

Для более полного учета предлагается оторвать этот талон и по заполнении должным образом отдать его кюре прихода. Можно также опустить его в специально предназначенный для этого ящик.

Я слушаю рассказы матери и читаю «Большие кладбища под луной», где приводится вышеуказанный документ. Вот уже несколько месяцев я посвящаю этому львиную долю своего времени.

Никогда прежде мне не хотелось купаться (в литературном смысле) ни в смутных воспоминаниях матери о гражданской войне, ни в посвященных ей трудах. Но я чувствую, что настало время мне извлечь из тени те события в Испании, которые я задвинула в дальний угол сознания, надо полагать, чтобы уйти от вопросов, которые не могли не возникнуть в связи с ними. Настало время мне взглянуть на них. Просто взглянуть. Никогда, с тех пор как я пишу, мне не доводилось ощущать столь настоятельной потребности. Взглянуть на это анархическое межвременье, которое стало для моей матери чистым чудом, это анархическое межвременье, не имевшее, насколько я знаю, аналогов в Европе, и я тем более счастлива его описать, что о нем так надолго забыли, мало сказать забыли, его замалчивали — замалчивали испанские коммунисты, замалчивали французские интеллектуалы, которые почти все были в то время близки к компартии, замалчивал президент Асанья, отпиравшийся от него в надежде найти поддержку у западных демократий, и замалчивал Франко, который свел гражданскую войну к противостоянию католической Испании и атеистического коммунизма. И взглянуть одновременно на эту грязь, всплывшую со стороны националов-франкистов, которую Бернанос наблюдал со всей непримиримостью, грязь, что прет из людей, когда их обуревает фанатизм, доводя до остервенения и толкая на самые распоследние гнусности.

Чтобы не запутаться в повествовании Бернаноса и рассказах матери, сбивчивых и полных пробелов, я почитала кое-какие книги по истории. И мне удалось по возможности точно восстановить цепочку факторов, приведших к этой войне, которую Бернанос и моя мать пережили одновременно, он — с ужасом и омерзением, она — в лучезарной радости, по сию пору незабываемой, под реющими черными флагами.

Вот эти факторы:

разочарование испанского народа в половинчатых мерах, принятых молодой Республикой, и нерешительной позиции ее президента,

злобное шельмование этой Республики вызывающе сильной Церковью, за которой стояли столь же вызывающе сильные банки и не менее вызывающе сильные предприятия,