Не отступать и не сдаваться - [15]

Разделывать акулу без ножа – задача не из легких. Пришлось воспользоваться плоскогубцами и зеркалом. И хотя последнее было достаточно острым, чтобы прорезать кожу человека, кожа акулы поддалась не сразу. Нам потребовалось около десяти минут, чтобы добраться до ее желудка.

Однажды, еще когда я находился на базе на Гавайях, я прошел курс выживания и многое узнал об акулах, поэтому прекрасно понимал, что от съеденного акульего мяса нас просто стошнит. Один только его запах, чем-то похожий на аммиак, чего стоил. Единственной съедобной частью была печень.

Мне было известно, что акулья печень богата витаминами и протеином. Отведав ее, мы сразу почувствовали прилив сил. Сочную, вязкую, пропитанную кровью акулью печень мы ели дважды, и это было лучшее, что с нами тогда случилось.

Представьте себе мое удивление, когда несколько лет спустя в одном телешоу меня раскритиковали за то, что я ел акулью печень, и даже процитировали какого-то военного, который сказал, что «именно в ней скапливается весь яд». Какой еще яд? Подобно тому, как работает ваша печень, печень акулы забирает из еды все непригодные к переработке вещества и выводит их вместе с мочой и калом. В самой печени ничего токсичного не остается.

Вот еще одно доказательство: я слышал, что во время съемок «Несломленного» в Австралии актеры, игравшие Фила, Мака и меня, ели сырую акулью печень. И никто не заболел.

Если бы я не доверял своему опыту, кто знает, рассказывал бы я сейчас эту историю или нет. Возможно, все дело как раз в тех самых кусках акульей печени.

Сохраняйте ясность ума

Мы каждый день заставляем работать наш мозг, но чем старше становимся, тем больше необходимости в этом появляется. Нужно оставаться активным.

Общайтесь с людьми. Не сидите, как овощ, перед телевизором. Заставляйте себя двигаться. Включайте голову.

Конечно, вы не раз слышали эти советы, но я на своей шкуре прочувствовал их правильность, дрейфуя в Тихом океане. Когда-то я брал уроки физиологии в Университете Южной Калифорнии, занимался с доктором Робертсом. Он говорил: «Мозг – это мышца. И очень важно тренировать ее, иначе она атрофируется».

Я поверил ему. Несмотря на голод, жажду, жару, потерю веса, скуку и хищных акул, я заставлял свой мозг работать при любой возможности. Я ненавидел математику, но лежа там, на плоту, складывал в уме колонки цифр, потом пытался складывать по две колонки. Возможно, ответы у меня были не всегда верными, но с задачей я справлялся: я не позволял своему мозгу угаснуть.

Чтобы как-то совладать с голодом, пилот Расселл Филипс и я в подробностях, до мельчайших ингредиентов, описывали те блюда, которые мы когда-либо готовили или ели, а потом делились впечатлениями об их вкусе.

Такое занятие изматывало и отбирало кучу сил. Ведь мне приходилось быть очень точным: сколько нужно соли и пекарского порошка, как долго надо вымешивать тесто, как сделать уже готовое блюдо более хрустящим, сколько выпекать и при какой температуре, как готовить соус для спагетти, как начинять и запекать индейку, как делать начинку, насколько румяной должна быть корочка. У меня так хорошо получалось, что у парней текли слюнки и они заставляли меня описывать все это изо дня в день, так что я стал у нас главным поваром. Я был не против и придумывал все новые и новые лакомства. Мы даже мыли воображаемую посуду, вытирали ее насухо и откладывали в сторону. Мы делали что угодно, лишь бы чем-то занять мозг. Возможно, со стороны это выглядит несерьезно, но мне кажется, мы все здорово придумали, потому что так мы могли концентрироваться на чем-то положительном, не позволяя отчаянию завладеть нашими сердцами.

А еще мы рассказывали истории из прошлого. Пели. Обсуждали всякие хитроумные штуковины, которые хотели бы изобрести. Говорили о будущем, строили планы.

– Что ты собираешься делать, когда кончится война? – спрашивал меня Фил.

– Я хочу превратить железнодорожный грузовой склад в своем родном городе в симпатичный ресторанчик с баром.

И я начинал описывать, как он будет выглядеть, каким будет интерьер и все остальное, вплоть до мельчайших подробностей.

Пока мы дрейфовали там, в океане, похоже, отсутствие ежедневных забот освободило какое-то место в моей голове, потому что я стал вспоминать те вещи, которые ни при каких иных обстоятельствах раньше бы не вспомнил, – события, происходившие, когда мне было два или три года. Например, хотя родился я в Олине, штат Нью-Йорк, мои родители перебрались в Южную Калифорнию, когда мне исполнилось два. Все, что мы могли себе позволить, – это поездку на поезде. На Центральном вокзале мы с мамой и Питом прошли по платформе к вагону и сели в поезд. Но уже через несколько минут после того, как он тронулся, мама поняла, что потеряла меня. Она дважды обыскала все вагоны. Обезумев от волнения, она потребовала у проводника вернуться в Нью-Йорк – и не приняла бы никаких возражений. Там-то они меня и нашли: я спокойно стоял на платформе. «Я знал, что вы вернетесь», – сказал я по-итальянски. Возвратившись домой с войны, я рассказал маме об этой истории, и она была поражена, что я ее помнил.