«Не отрекаюсь!» - [44]

— Тётя, дай что-нибудь поснидать, уже три дня крошки хлеба не видел! — насилу вымолвил он.

— Ох, беда то какая! — вскрикнула Тарпина, — да как же ты в такую стужу и в рваных чоботях? Никак сбежал?

— Не смог я там, домой хотелось!

— Так ведь стрельнуть могли! А батька знает?

— Нехай лучше застрелят, чем пропадать на чужбине. А батьке я ничего не сказал, им там с мамою и так не сладко!

— Горе, ты моё, горе, — Тарпина поставила на стол тарелку с холодной картошкой. — А хлеба, звиняй, нет!

— Дякую и за это, — Павел торопливо стал кушать, а, утолив голод, спросил:

— Тётя, можно я до утра останусь, дуже замёрз, а раненько утром уйду, никто не увидит!

— Добре, полезай на печь и накройся кожухом, а утречком я тебя разбужу. И куда ж ты, родненький, собрался, ведь тебя, небось, всюду ищут?

— Подамся на Волынь, там таких, как я, говорят, в лесах много!

— Хай тебе, милый, щастит! — Тарпина перекрестила племянника.

Павел поцеловал тётю, потом снял у дверей мокрые сапоги и полез на жарко протопленную печь, блаженно растянулся на горячих, покрытых рядном кирпичах и, уже засыпая, сонно спросил:

— А дядька где?

— Да скоро придет, в колгоспи он, на собрании.

Не успел племянник задремать, как вернулся с собрания Клим. Удивлённо покосившись на стоящие у дверей мокрые сапоги, он резко спросил:

— А кто это у нас гость?

— Только ты не пужайся, Клим, я тебе сейчас всё объясню…

— Даты что, в своём уме, Тарпина? Ты разумеешь, что с нами станется, коли дознаются, что сын куркуля ночевал у нас?

— Он мой небож! Я не могла не впустить его в хату.

— Отямись, жинка! Не можно ему оставаться здесь! А если кто зайдёт?

Клим в ужасе полез на печь и за ногу стал тормошить заснувшего Павла.

— Вставай, паря, чуешь, вставай!

Павел насилу разлепил сонные глаза и узнал дядю Клима.

— Здравствуйте, дядьку!

— Поднимайся, Павел, нельзя тебе оставаться у нас!

— Дядя, я ж только до утра.

— Собирайся и уходи, не нужно нам лиха!

— Всё понял, дяденька, — Павел, печально вздохнув, спустился с печи и стал одеваться.

А Гарпина, подломив ноги, рухнула на колени перед мужем и, цепляясь руками за сапоги, заголосила:

— Влагаю тебя, Клим, не выгоняй хлопца, нехай останется до утра!

— Нет, пущай уходит! — Клим жёстко посмотрел на жену.

Павел оделся и шагнул за порог.

— Ну, родич, прощай, зла на тебя не держу. А тебе, тётя, низкий поклон, что не забыла своего небожа.

Гарпина придержала племянника.

— Постой, вот тебе на дорогу!

Скинув с себя платок, она быстро собрала в него несколько сваренных картофелин.

Павел ушёл в ночь, а когда Клим, закрыв за ним дверь, вернулся в светлицу, она с ненавистью прокричала мужу:

— Изверг, никогда тебе этого не прощу, родича моего выгнал!

— Против ветра не ходят. И потом, своя сорочка краше греет. Что, жинка, запамятала, почему мы остались в этой хате? Может, позвать Карпа, он быстро подправит память!

Ближе к полночи из колхозного клуба, разместившегося в бывшей церкви, вышла припозднившаяся компания. Тёмные тучи угрюмо неслись по низкому небу и выстреливали на землю мелкие заряды дождя. Изредка в разрыв облаков показывались тусклые звезды. Обгоняя тучи в безудержной гонке, прорывался высоко в небе узкий серп молодого Месяца. Его мертвенный блеск осветил прижавшегося к забору человека.

— Ты видал? — толкнул Хвощ в бок Карпа и возбуждённо закричал:

— Стой, кто такой?

Мужчина, услышав окрик, понял, что его увидели, и рванулся к пруду, тускло отблескивающему в конце улицы.

— Если побёг, значит, боится! — ответил Карп. — За ним, догоняем!

А человек, добежав до пруда, в отчаянии, что за ним гонятся, бездумно выскочил на рыхлый, ещё не растаявший лёд и тут же провалился в воду по пояс. И пока он, отчаянно барахтаясь в холодной воде, расталкивая руками ледяное крошево, пытался изо всех сил выбраться на берег, подоспели преследователи.

— Ох, да никак это Павло! — удивлённо произнёс Карп. — Хватай его, хлопцы!

— Что, куркульский выкормыш, потянуло в родные края? — Карп подскочил к парню и с размаху ударил его кулаком в лицо. — Домой захотелось, гадёныш!

Павел пригнулся, прикрыл голову и лицо руками, пытаясь уклониться от побоев, и сквозь ладони сказал:

— Дядьки, не бейте меня, отпустите, я тихонько уйду, я никому зла не сделал!

— Не слухайте его, хлопцы, бейте! — заорал Хвощ.

— Может, не надо? — пытался одёрнуть Колян, — отведём в сельраду, а утром вызовем из района милицию?

— Ты что, Колян, жалкуешь врага нашей кровной, советской власти? Да он вне закона, за побег таким смерть на месте!

Павел упал, четверо мужиков стали утюжить его ногами.

— Кажись, помер! — склонившись над недвижным телом мальчишки, обеспокоенно произнёс Куцый.

— Что теперь будем делать? Я же говорил, нужно в милицию! — испугался Колян.

— Не дрейфь, хлопцы, в копанку его и концы в воду, — ответил Карп и добавил, обращаясь к Коляну, — но прежде сними с него сапоги, в хозяйстве всё пригодится!

Мужики проворно подхватили неподвижное тело за руки и за ноги, раскачали и закинули в полынью, где совсем недавно барахтался провалившийся под лёд Павел. Расступилась и сомкнулась над мёртвым телом глухая вода и долго не могли успокоиться, смятенно кружась и покачиваясь в полынье мелкие льдины.