«Не отрекаюсь!» - [23]

Татары в большом страхе стали просить пленников: если кто излечит от этой беды, тому даруют свободу и много добра в придачу. Все полонённые молчали, но нашёлся некий Доман и сказал, что знает источник с целебной водой, которая лечит глазные болезни. Он провёл к нему басурман. И хотя вера запрещает им мыться, хан первым смочил родниковой водой свои глаза и тут же прозрел. А следом омылись целительной водой его воины, и тоже все стали зрячими. На радостях они поставили на берегу своих идолов и стали им преклоняться. Домана этого хан хотел отпустить, но тот сорвал с себя крестик и остался с ними.

Переведя дух, Никодим добавил, что татар сорок сороков — сила несметная, всё черно от них окрест и скоро они будут под стенами града.

— Да, несметная сила татарская, а моей дружины всего-то, — князь задумчиво посмотрел на ладонь и сжал пальцы, — десять раз по столько, — он кивнул на кулак.[120]— Столько же наберётся наших половцев да немногим более черниговского полка.[121] Но они без доброго навыка и доспехов, в открытом бою уязвимы.

— Позволь, княже, в твою дружину, — обратился боярин Никодим, — хочу поквитаться с татарами за обиду свою и нашу!

— Да куда же тебе с раной твоей? Останешься здесь, чуешь, что вершится вокруг?

Сражение в Окольном граде

В Окольном граде шумела яростная схватка. Звенели, высекая искры, руськие мечи и монгольские сабли; трещали проломленные секирами щиты, бряцали, ударяясь в доспехи, копья. Бешено ржали и шарахались кони, волоча за собой трупы седоков, перемежаясь, росли груды руських и вражьих тел. Везде слышались безумные крики, стоны и плач. Монголы нещадно вырезали всех обитателей черниговских предместий. На кровлях и стенах деревянных строений ядовито дымились стрелы. Предградье, Окольный град и Подол мигом схватились ярким факелом.

Высоко в небе заполошно кружило и каркало вороньё.

В ветхом срубе дети от страха забились в печь, а когда дом занялся, отец и мать с жалобными криками выбежали и пытались загасить пламя, но тут же упали, изрубленные. Стремительно вспыхнув, жилище сгорело. Среди прогоревших руин дымилась только чёрная печь, в её утробе покоились, тесно прижавшись другу к другу, два обуглившихся детских тела.

Монашки Пятницкого монастыря и миряне укрылись в церкви, наглухо заперев изнутри тяжёлые двери, но монголы её подожгли. Послышались крики и стоны, но скоро затихли, и зазвучало молитвенное песнопение. Церковный купол оплавился и рухнул, накрыв всех, находившихся в церкви. Долго дымились и шевелились руины, а из-под них доносились жалобные стоны.

В Елецком мужском монастыре монахи, упав ниц, истово молились перед святыми образами в храме Успения Богородицы. Чудотворная икона Елецкой Божьей Матери в храме отсутствовала, с благословения епископа Порфирия иноки замуровали её в монастырской стене, чтобы над ней не поглумились язычники. И случилось великое чудо: монастырские стены татары обошли стороной и устремились к Болдиногорскому монастырю.

Иноки оказали отчаянное сопротивление, но безбожники ворвались в Ильинскую церковь… Пытались срубить дуб, который посадил ещё Антоний Печерский, но только притупили свои топоры о его могучий ствол. Увидев, как на дереве проступают капли крови и приняв сие знамение за гнев христианского Бога, татары в ужасе разбежались.

Князь Мстислав Глебович бьётся с монголами

Чёрный дым, поднимавшийся из городских предместий, накрыл Детинец. Когда он рассеялся, все увидели, как через растворённые Киевские ворота промчался всадник. Увидев у церкви воинов, он направился к ним, а узнав князя, осадил жеребца и неловко скинулся наземь. Гридь подхватил под уздцы нервно прядающего ушами коня, а воин, сняв рассечённый ударом сабли шлем, припав правым коленом к земле, взволнованно произнёс:

— Княже, татары уже в перестреле[122] от нас! Сожгли Подол и Предградье, разоряют Окольный град! Оборона изнемогает, многие лучшие мужи уже пали. Княже и дружина, все мы надеемся на вашу помощь!

Услышав такую речь, взволновалась дружина, послышались гневные крики. К Мстиславу подвели коня. Поправив на голове позолоченный шлем, он взметнулся в седло. Блеснул княжеский меч.

— Братья и дружина, вот и пробил наш час! Постоим за жён и детей наших! Знатный пир устроим гостям нашим непрошенным, щедро угостим их чёрным вином![123]

Затрубил рожок, дружина, прозвенев доспехами, вскочила на коней и с возгласами устремилась к Киевским воротам. Под развевающейся на осеннем ветру хоругвью выступал с открытым забралом на вороном жеребце князь Мстислав Глебович. Следом за дружиной, сдерживая своих рысаков, выдвинулись лучшие черниговские мужи и ковуи. Среди них был и коваль Андрей.

Яростно вклинилась в монгольскую орду княжеская дружина, немало изрубив именитых монгольских воинов. Куда ни кинется князь, всюду катятся головы басурман! Оконь с князем ратует коваль Андрей, зорко присматривая за ним, и уже не одного вражину положил его знатный меч! Но быстро притупилась руськая слава, поредела руськая сила: многие руськие витязи, громко вздохнув, уже уронили свои острые мечи. А монголы подрубили хоругвь, княжеским знаменосец, изъязвленный стрелами, уже пригнул свою буйную голову. Но подоспел гридь, обок рубившийся с князем, подхватил знамя и смело ринулся с ним в самую гущу врага, но и его уже настигли монгольские стрелы, рубят монгольские сабли. Татарин уязвил копьём воина, прикрывшего князя, пытался пронзить самого князя, но тот прикрылся щитом, а затем, исхитрившись, зарубил булатом татарского смельчака. Уже пал, разрубленный надвое татарским батыром, черниговский тысяцкий, а его сын, рубившийся рядом с отцом, достал пикой батыра. Рука русича устала колоть, а монголы всё лезли, всё напирали, место упавшего занимали трое. И некогда было перевести дух руському топору и мечу, а руськие кони уже ступали по голень в крови.