Не осенний мелкий дождичек - [72]
Подразумевалось, видимо, что в остальном Валентина разберется сама. В комнате было прохладно, пахло типографской краской. На окне увядал фикус. Валентина полила цветок, прибрала разбросанные по столу газеты, клочки каких-то заметок. Затем стала читать полосы — так назвал редактор оттиснутые, каждая отдельно, страницы газеты. Странно все-таки: второй раз Валентина заново начинает жизнь и второй раз приступает к делу без всякой подготовки.
В коридоре хлопнула дверь, кто-то спросил весело:
— Живы, Леонид Павлович?
— Живой, но худой, — буркнул редактор. — Первый дал мне такую взбучку за твою «кузовопроникаемость», что чуть душа из тела не выскочила. И чего тебя к нему понесло?
— Да ну его, — равнодушно сказал невидимый Валентине человек. — Все они умные за чужой счет. То слишком широко глаза раскрывают, видят, чего и в помине нет, то очевидному не хотят верить. Хуже другое — мы с вами и вправду врем. Был я сегодня у Филатовой, смотреть на меня не хочет. Опять вы ей во вчерашней передовой блямбу подложили. Написали, что надаивает по пуду от коровы, а у нее, если учесть яловок, выходит всего по десять литров.
— Как же так? — всполошился редактор. — Мне же сам Никитенко…
— А так, — прервал его собеседник. — Никитенко любитель рекорды на словах ставить, выученик товарища Сорокапятова. Сколько раз я вам говорил: не верьте телефонной брехне этого… — дверь захлопнулась, Валентина не услышала конца фразы. Поняла одно: явился тот самый Бочкин, о котором говорил Володя. И этот Бочкин недоволен Владимиром, так же как и Сорокапятовым, и Петром Петровичем Никитенко, председателем колхоза «Заря». Володя хвалил Никитенко. О какой Филатовой они вспоминали? Тетя Даша, хозяйка, тоже Филатова и работает на ферме в «Заре»…
Скрипнула дверь, Валентина подняла голову. А, вот он какой, Бочкин: ершистых волос словно никогда не касались ножницы, широконосое круглое лицо расплылось в улыбке.
— В нашем мужском монастыре — женщина! Шедеврально! — воскликнул он. — Вы новый корректор, понимаю. Как вас зовут и откуда вы?
— А вы откуда? — рассмеялась Валентина.
— Я Бочкин, Василь Бочкин. Сын собственных родителей, которых, к сожалению, не имел чести знать. Бывший детдомовец, ныне постоянный житель сих мест. Работаю тут, — шлепнул ладонью по столу, — сплю там, — указал на диван. И засиял глазами еще ярче: — А вы почистили нашу обитель, сразу видна женская рука. Интересно, сколько вы поймали в наших опусах блох? — наклонился над полосами. — Ого, что тут намаракано! Ясно, вы учительница. И решили, что перед вами работа незадачливых ученичков. Ошибки надо править не в тексте, а вот так, — провел карандашом длинную черту к полям газеты, поставив в конце нужную букву. — По-нашему называется вожжи.
Вошел редактор, рассеянно почесывая авторучкой кончик носа.
— Я не спросил вашу фамилию, для приказа.
— Тихомирова.
— Как? — всполошился редактор. — Тихомирова? Не та ли самая… жена?
— Разве это что-либо меняет?
— Нет, но вы не предупредили… Возможно, я был не совсем вежлив…
— Что случилось? — спросил, отрываясь от газетной полосы, Бочкин. — Леонид Павлович, что вы пристаете к девушке?
— Да тише вы, какая это девушка, это жена Тихомирова, — шикнул на него редактор.
— Ну и что, если жена? Ах, Тихомирова! — хлопнул себя по лбу Бочкин. — Тогда ваше дело швах, Леонид Павлович. Придется потренировать свой животик в поклонах. Вам это полезно!
— Что ты болтаешь! — схватился за голову редактор. — Ох и влетит тебе когда-нибудь за твой взбалмошный язык! И мне заодно!
Валентину и смех одолевал, и досада.
— К чему все это, товарищи? — сказала она. — Я пришла работать и буду работать, если, конечно, справлюсь.
— Ясно? — сделал полупоклон в сторону редактора Бочкин. И когда окончательно сконфуженный редактор вышел, добавил, глядя прямо в глаза Валентине: — Не пойму, начальство воспитывает у подчиненных страсть к подхалимажу или подчиненные у начальства?
— Если вы о Владимире Лукиче, то напрасно. — Валентине стало обидно за Володю, за этот совершенно не подходящий к нему намек. — Он впервые на таком ответственном деле, ему очень трудно сейчас… И мы поженились месяц назад, — обезоруживающе улыбнулась она.
Бочкин почесал пятерней в затылке, сел. Сунул руки в карманы, поводил ершистыми бровями.
— Ага, ну ладно. Верю. Больше не буду, — и захохотал так, что Валентина вздрогнула. — Я-то собирался сражаться с вами до победного конца, думал — закоснелая супруга начальства, мать-командирша! А вы меня сразу — обухом перемирия. В общем, если признаться честно, Владимир Лукич не столь уж и плох.
9
Ах, Василь, Василь… Улыбаясь воспоминаниям, Валентина подошла к телефону, набрала номер редакции:
— Мне Василия Васильевича.
— Он в типографии.
Типография и редакция давно уже в новом здании, не там, где работала когда-то Валентина. Но и то здание цело, разместили склад… Что ж она не спросила номер типографии? Придется упрашивать телефонистку.
— Терновка? Пожалуйста, дайте мне типографию.
— Даю, — прозвучал приветливый девичий голос. — Это вы, Валентина Михайловна? Я вас сразу узнала. Вы не помните меня? Галя Сиротенко, позапрошлого выпуска. Помните, спутала Печорина с Ленским?
В повести Ефима Яковлевича Терешенкова рассказывается о молодой учительнице, о том, как в таежном приморском селе началась ее трудовая жизнь. Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.
Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).
В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.
Роман Владимира Комиссарова «Старые долги» — своеобразное явление нашей прозы. Серьезные морально-этические проблемы — столкновение людей творческих, настоящих ученых, с обывателями от науки — рассматриваются в нем в юмористическом духе. Это веселая книга, но в то же время и серьезная, ибо в юмористической манере писатель ведет разговор на самые различные темы, связанные с нравственными принципами нашего общества. Действие романа происходит не только в среде ученых. Писатель — все в том же юмористическом тоне — показывает жизнь маленького городка, на окраине которого вырос современный научный центр.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».