Не осенний мелкий дождичек - [54]
— Ну, хорошо, не будем больше об этом. — Валентина чувствовала себя крайне неловко. — И все-таки… как вы представляете будущее Ромы? Каким видите его? Кем?
— Будущее? Об этом я не думал пока. Он еще мал. Вероятно, как и я, инженером.
— Видите в нем задатки будущего инженера?
— В данный момент — лишь задатки оболтуса. — Огурцов комически вскинул брови. — Ах, дорогая Валентина Михайловна, не терзайте мою несчастную душу! Я только что был в таком прекрасном завтра, видел свой завод устроенным, обновленным… Вырастет Рома, тогда и решим.
— Но хоть елку-то к Новому году ставите? Украшаете вместе с ним? — Ощущение неловкости прошло, Валентина поняла, что ей и сегодня не пробить эту несгибаемую родительскую броню. Какая уж тут тетрадь с рисунком, к чему! А о случае на лесопосадке лучше не заикаться.
— Елку ставит и украшает жена. Роман побьет все игрушки. Простите, Валентина Михайловна, я должен работать, — извиняюще улыбнулся Огурцов.
Она ушла от него с чувством огромной потери. Ведь все же надеялась! Очень надеялась, что заинтересуется, поймет, захочет помочь и себе и сыну. Хотя это бывало. Не однажды случалось уже в ее практике. Всякое было… Нет безвыходных положений, все можно уяснить и уладить, если думать прежде всего о ребенке, а не о себе… Все ли, Валентина, поразмысли хорошенько, всегда ли? Толю Куваева вспомнила? Сколько было в жизни таких вот Куваевых, Огурцовых, Фортовых… каждый раз, у каждого из них — все совсем иначе, по-другому, и решать приходилось каждый раз по-другому. Толя помнится потому, что он первый. Не опыт, не уменье — сердце тогда подсказало, как быть.
18
— Толя, останься, пожалуйста, мне надо с тобой поговорить.
Остался. Не двинулся с парты — лицо кулачком, взгляд исподлобья… не снял с головы великоватой ему Сашиной шапки… Маленький, одинокий человек. Хотела, тронуть плечо — отшатнулся.
— Ты сегодня опять порвал тетрадку… Не жаль? Голубей можно делать из старых, — мягко сказала Валентинка. У мальчика дрогнули губы, но смолчал. — Сейчас их не купишь, маме, наверное, достаются дорого, — все так же сочувственно продолжала она.
— Как же, дорого! Она заплатит, жди! — вырвалось у Толи. — Вовсе и не она, а папка осенью прислал! Я бы и в школу не пошел, кабы не папка. Он велел мне учиться. Обещал забрать к себе, если будут хорошие отметки. Я учился-учился, а он не забирает!
Уронив голову на руки, мальчик заплакал. Горе осилило его, прорвалось, ему надо было излиться, горькому мальчишескому горю. И Толя говорил, говорил…
— Отца прогнала, а сама… — Он сдернул с головы шапку, мял ее в руках. — Спекулянтка, самогонку гонит, гулянки устраивает! Я отцу сколько писал, он одно: квартиру получу, потерпи, пока жить негде. Я бы в сенцах жил, в кладовке или еще где, нет у меня больше никакого терпенья! Убегу я, вот что! И отцу не скажу, где скрылся. Раз не нужен никому, пускай пропаду, а с ней жить не стану!
Он ни разу не сказал «мама», все «она», «с ней». Будто говорил о совершенно чужом, ненавистном ему человеке.
— Давай я напишу твоему папе, хочешь? — сказала неожиданно для самой себя Валентинка. — Ты знаешь адрес? Прямо при тебе и напишу. Меня он, может быть, послушается.
— Вас послушает! — с надеждой подтвердил Толя и, покопавшись в сумке, протянул ей клочок бумаги с адресом. И робко попросил: — Только вы не говорите про это… что меня исключить хотели. Я потом сам расскажу, ладно?
Письмо ушло, улетело, начались будни, рабочие будни, полные труда, волнений, забот. Посидев после уроков как следует над тетрадями и планами, Валентинка шла к Нине Осиповой, куда собирались Надя, Дубов, еще парни и девушки, репетировали веселую пьесу, обсуждали комсомольские и колхозные дела, случалось, плясали под гармошку.
— Репетируем, а ставить где будем? — спросила однажды Надя. Нина и Дубов замерли посреди любовного объяснения. Валентинка — суфлер — удивилась:
— Как где? В клубе, конечно!
— В клубе? А вы его видели хоть раз? — захохотал Дубов. — Там телята, и оттуда их не выведут до морковкина заговенья! Телятник еще до войны начали строить, сруб поставили, а крышу никак не покроют! — уже сердито закончил он.
— А ну, пошли! — натянула на себя пальто Валентинка.
Сруб телятника утонул в сугробах; гуськом, ломая тугой наст, пробрались внутрь. В щелях свистел ветер, стропила вздымали к небу темные ребра…
— Вот вы счетовод, Вася. Много людей надо, чтобы все закончить? — спросила Валентинка у Дубова.
— Да как сказать, — сдвинул он на ухо шапку. — Три человека за месяц, поди, справятся.
— А если тридцать человек? Сорок?
— Где их взять? — усмехнулся Василий. — В колхозе всего-то сорока мужиков не наберется.
— Откопали же мы тогда сообща сено! Молодежи ведь у нас много, — торопливо заговорила Валентинка. — Организуем молодежный воскресник. С гармошкой. Правда, Нина? — потянула Осипову за рукав. — Ну, чего вы молчите? Вася? Надя?
— Дело-то больно большое, вот и молчим, — спокойно сказала Осипова. — Обмозговать надо.
…Решили единогласно. Но Лапников буквально восстал против идеи воскресника, заявил, что не даст ни материалов, ей людей, потому что молодежь сама никогда ничего не делала и вся эта заваруха не стоит выеденного яйца. Валентинка бросилась к Аксенову, который был в курсе всех замыслов, но он болел. Валентинка считала — промедление погубит саму идею, тянуть просто нельзя. И сама пошла к Лапникову. Спрашивая встречных и поперечных, она отыскала его возле амбара, где провеивали семена.
Александр Иванович Тарасов (1900–1941) заявил себя как писатель в 30-е годы. Уроженец вологодской деревни, он до конца своих дней не порывал связей с земляками, и это дало ему обильный материал для его повестей и рассказов. В своих произведениях А. И. Тарасов отразил трудный и своеобразный период в жизни северной деревни — от кануна коллективизации до войны. В настоящем сборнике публикуются повести и рассказы «Будни», «Отец», «Крупный зверь», «Охотник Аверьян» и другие.
За книгу «Федина история» (издательство «Молодая гвардия», 1980 г., серия «Молодые голоса») Владимиру Карпову была присуждена третья премия Всесоюзного литературного конкурса имени М. Горького на лучшую первую книгу молодого автора. В новом сборнике челябинский прозаик продолжает тему нравственного становления личности, в особенности молодого человека, в сложнейшем переплетении социальных и психологических коллизий.
С одной стороны, нельзя спроектировать эту горно-обогатительную фабрику, не изучив свойств залегающих здесь руд. С другой стороны, построить ее надо как можно быстрее. Быть может, махнуть рукой на тщательные исследования? И почему бы не сменить руководителя лаборатории, который не согласен это сделать, на другого, более сговорчивого?
Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...
В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».
«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».