Не осенний мелкий дождичек - [44]

— Коля, помоги, пожалуйста, переставить телевизор. — Когда он, злой, полный отчаяния, вошел, прикрыла дверь кабинета, подвинула, с помощью Коли, мешавшую ей подходить к столу тумбочку. Лишь после этого спросила: — Что случилось, Коля? Почему ты не на уроке?

Он хмуро посмотрел на нее:

— Зачем вы… вы же слышали, что сказала эта…

Валентина не умела лгать. И Коля знал, что она не умеет.

— Да, слышала.

— Ну, вот. Думаете, она одна? — Глаза у него затравленно блеснули. — Уйду я отсюда! Совсем уйду!

— Неужели и ребята?..

— Наши — нет, — мотнул головой Коля. — Но ведь все знают… и не в том дело. Вообще мне тут делать нечего, — сжал он кулаки. — Я не хочу и не стану больше учиться. Уйду на стройку. Там требуются рабочие.

— Но ты же хотел в художественное…

— Я никогда больше не возьму в руки карандаш! — Лицо у Коли вспыхнуло от обиды и боли. — Как вы не понимаете? Только в книгах и на картинах все красивое, в жизни совсем не так!

— И маму… оставишь одну?

— Ей все равно! Я ли, другой кто уйдет, — неприязненно сказал Коля.

Вот как… Валентина не думала, что так плохо у Коли с Ниной Стефановной, что он настолько ошибается в чувствах матери. А она?

— Значит, ты твердо решил. Может, еще подумаешь?

— Решил.

— Через полгода получишь аттестат, тогда… Все будет проще.

— Я не хочу проще. Хоть вы не говорите пустых слов, Валентина Михайловна. Поступлю в вечернюю. Кончу.

Он действительно все решил, смотрел по-взрослому твердо. Неужели Нина Стефановна не чувствует настроения сына, его отчаяния, отчужденности?

— Быть может, ты прав, Коля. — Валентина все же надеялась, что юноша не осуществит своей угрозы. — А пока пойдем в класс. У вас физика? Иван Дмитриевич примет тебя на урок. Насчет стройки подумай еще. И мама…

— Ладно, пойдемте. А здесь я все равно не останусь, — упрямо сказал Коля.

Вернувшись в кабинет, Валентина вновь и вновь вспоминала, передумывала их разговор. Решится ли Коля уйти, хватит ли у него на это характера? Хотя… отец воспитывал его по-мужски строго. Дал необходимую закалку… Возможно, решится. Как же поступить: предупредить Нину Стефановну? Вправе ли она, Валентина, ведь юноша доверился ей… Но и совсем не вмешаться — нельзя.

После уроков, когда Нина Стефановна отправилась домой, Валентина пошла с ней, хотя оставались кое-какие дела в школе. Идти вместе было недалеко, поэтому, перекинувшись парой обыденных фраз, Валентина спросила словно бы между прочим:

— Как дома-то, разрядилось немного?

— Что вы! — В голосе Нины Стефановны звучали слезы. — Коля ходит темней тучи. Не разговаривает со мной, будто я виновата… Я уж и слово при нем сказать боюсь. Слезу боюсь проронить, чтобы хуже не было.

— А может, зря вы так, может, поговорить бы, поплакать вместе, легче станет? А то мальчик подумает еще, что вам безразличны его переживания, вообще все безразлично, раз живете, будто ничего не случилось. Я, конечно, не могу судить об этом, Нина Стефановна, чужую беду, говорят, руками разведу… И все-таки нельзя, по-моему, так, молча.

— Я и сама думаю. Креплюсь, виду не показываю, а Коля все больше замыкается. — Они дошли до ворот Валентины, Фортова остановилась, спеша высказаться, договорить. — Боюсь, уйдет он из дому. Возьмет и уйдет. Ведь отца любил-то как! Гордился им. Хоть бы написал отец-то ему. Будто в воду канул. Одна я со своим горем…

— И Коле кажется, что он один со своим горем. А вы постарайтесь вместе, вдвоем. Не скрывайтесь вы от него, Нина Стефановна, поверьте, хуже не будет.

— Уж и не знаю как… — Спотыкаясь, вытирая слезы платком, Нина Стефановна пошла к своему дому, крыша которого виднелась невдалеке, зеленея между темными в эту позднюю осеннюю пору деревьями. Тоже насадили в свое время сад, радовались, когда сажали. Кто мог подумать, что такими горькими будут плоды…

Небо было плотно затянуто тучами, вот-вот опять посыплется из них слякотно моросящий дождь. Затворив за собой калитку, Валентина присела на скамью у крыльца. Где-то она прочла недавно: если даже все социальные причины человеческих несчастий будут полностью ликвидированы, личные трагедии все равно останутся. Такова уж человеческая природа. Что хотел найти Фортов, оставляя семью, — молодость чувств? Та девица с медпункта была капризна, избалованна. И все же он предпочел ее преданной, скромной Нине Стефановне. Почему? Большую жизнь прожила Валентина, рядом прошло множество самых разных людей, а не все в них она может понять и объяснить. В себе порой и то не разберешься… А вот Перову она, молоденькая тогда Валентинка, поняла сразу. И мать Толи Куваева. Директора поняла, Александра Борисовича, в один какой-то короткий миг. Словно люди высвечивались перед ней: темно, ничего не разобрать, вдруг — отсвет молнии, и все вокруг видно четко, до мельчайшей черточки… Юности вообще свойственно видеть прежде всего доброе, обращаться к лучшему в человеке. И как же отчаянно не хочет она мириться со злом!

14

Валентинка с ходу влетела в квартиру директора и замерла на пороге: господи, какой малостью может обходиться человек! У нее в комнате стол, скамья, кровать, сундучок. У директора того меньше… Окна завешаны старыми газетами… У Валентинки хоть гитара висит на стене, украшенная голубым бантом. Здесь и этого нет.