Не нужен нам берег турецкий - [35]

Срачкороб с хитрым прищуром глянул на слушателей и накрутил часть своего длиннющего уса на правый указательный палец.

— Вспомнил тут я про свой кисет.

Рассказчик показал всем сей важный для любого курящего предмет.

— Он у меня необычный, — в голосе прозвенела гордость. — Было дело, в одном походе поймал я монахов в Анатолии на укрывательстве богатых мусульман. Ну, монахам надавали по шее, а с их главного, настоящего митрополита, я праздничную парчовую ризу снял. Ох и убивался сердешный по одёжке, говорил, что она в Иордани освящена, выкупить предлагал… только я не согласился. А тут нам удалось янычарского дервиша поймать, важного такого, они его за святого держали… мы потом большой выкуп получили, так с него я шёлковые шаровары снял. Вот из ризы снаружи и шаровар внутри я себе и кисет сделал. Сам. Все пальцы исколол, но никому не доверил.

Кисет пошёл по кругу для рассматривания. А Аркадий вдруг сообразил, что, скорее всего, в данном рассказе пока нет ни слова лжи.

"И до зелёных чёртиков Юхим допивался не раз, и раздеть митрополита и видного суфия для него раз плюнуть. Н-да… если ТОТ свет есть, то нам, не только ему, но и мне, грешному, там не райские кущи светят. Руки по локоть в крови — это не про нас, мы порой из неё выныривали. И сколько там невинно загубленных душ… а сколько ещё придётся угробить… и ведь не отступишь, предательством такое действо будет".

Продемонстрировав свой кисет, Срачкороб продолжил.

— Значит, вспомнил я про него, — он потряс вместилищем табака. — Вспомнил, и дай, думаю, попробую хоть одного чертёнка им поймать. А вдруг — получится? Подумал и сделал. Черти к тому времени совсем обнаглели и уворачиваться перестали. А я раскрыл кисет и раз!..

Сечевик сопроводил повествование демонстрацией своей удачной охоты на чертей.

— И не заметил, двоих или троих, но кисетом поймал. А сквозь освящённую ткань они удрать не могли. Ох и забились они в нём…

Будто вспоминая что-то приятное ("Вот актёр! Большая сцена по нём плачет. Вместе с главными тюрьмами нескольких стран"), Срачкороб подержал упомянутый многократно предмет перед лицом на вытянутой руке, любуясь им. Все, как завороженные, также уставились на него.

— Хм… а уж как они там расчихались… да… табачок-то у меня крепкий, духмяный. Пока они там сидели, чих слышался непрерывный. Тоненький такой, маленькие же они, но звонкий и громкий.

Аудитория продолжала внимать рассказу, затаив дыхание. Даже Аркадий, собственно, и придумавший эту историю, порой начинал верить в услышанное.

"Но каков Юхим, как убедительно врёт! Воистину великий актёр в нём погиб. Его б к продаже каких-нибудь акций приставить — денег собрали бы больше, чем с грабежа султанской казны".

— Не успел я сообразить, что же мне с этими чертями делать, как в светлице появился ещё один чёрт. Уже не маленький, с меня ростом, чёрный с проседью. И говорит: — Отпусти чертенят, мы тебе заплатим сто злотых.

Слова чёрта Срачкороб произнёс скрипучим и противным старческим голосом, после чего сделал паузу.

— Ну и?.. — ожидаемо не выдержал её Мыкола. Ему в своём селе ничего подобного слышать не приходилось, он просто жил в этом рассказе.

— Опять нукаешь?! — гаркнул Юхим в ответ, но тут же сменил гнев на милость и продолжил рассказ.

— Глянул я на того чёрта, и такая меня обида взяла… Да что ж это, думаю, делается? Я, казак не из последних, чертей в плен взял, а ко мне на переговоры присылают какого-то замухрышку, адского дьячка, шелупонь. И деньги-то он предложил уж очень малые. Мы за суфия двадцать тысяч акче взяли, а здесь настоящие черти, да не один! Ну, думаю, я вам покажу, как казаков надо уважать!

Срачкороб поднял, на сей раз на уровень лица, сжатый кулак. И хотя размеры у него были не впечатляющими, не вышел знаменитый шкодник ростом и статью, посмеяться над этим жестом не захотелось никому.

— Да кто ты такой, чтоб со мной разговаривать?! — говорю ему. — Да с таким ничтожеством и говорить не буду! Пусть ко мне явится кто-то из помощников самого Сатаны! Вот с ним и поговорю. Может, и душу свою ему продам.

— Как?! Душу — дьяволу? — в который уж раз не выдержал потрясённый услышанным Мыкола.

— Обещать — не значит жениться! — блеснул фразой из двадцать первого века Юхим. — Що я, зовсим з глузду зъихав, щоб душу губыты? Мени важный чертяка потрибен був.

Успокоив, таким образом, бывшего селянина с Малой Руси, он продолжил.

— От всех этих дел у меня тогда даже голова перестала болеть. Во рту, правда… но и соображать начал — как в бою. Да, важного чёрта пришлось ждать. Видно, занят был, или не сразу к нему того чёртова дьячка допустили. Я и к колодцу успел сходить, водицы набрать, попил немного. Срыгнул её, поначалу… да потом напился-таки. Но, явился, наконец, ещё один адский посланец. Этот был, сразу видно, больших чинов. Здоровенный, с Москаля-чародея ростом, но втрое шире, весь покрытый чёрной короткой шерстью, блестящей, будто натёртой жиром, с длинными козлиными вызолоченными рогами… и копыта у него вызолочены были, тоже, вроде, козлиные. А уж брюхо… куда там Калиновскому. Таких и у самых вгодованных хряков не бывает.