Не надо преувеличивать! - [7]
Филипп, — кроткий розовый младенец, словно сошедший с репродукции Тициана — спал, ничего не ведая…
Продолжение следует!»
ГЛАВА II
«В которой двое мужчин читают новое письмо — о приятном дне, неприятно закончившемся. Несколько никчемных подробностей»
— Ну, что скажешь? — полюбопытствовал АБВ.
— Модернистка, символически воспроизводящая пошлость провинциальной жизни. Манера описательная, с богатыми реминисценциями сентиментального стиля. Можно отметить ультрапрозаический характер описаний, пронизанных, однако, эмоциональным преображением действительности.
— Что ты там болтаешь?..
— По сути, источник романа — теория познания, драма многочисленных относительных восприятий, стремящихся уловить ускользающую, лишенную очертаний действительность…
— Ага, понял! Ты находишь в этом дворе что-то подозрительное?
— Если бы речь в самом деле шла о преступлении, с точки зрения населения двора на первом месте следовало бы поставить твоего сына, а за ним — петуха. С моей же точки зрения, первое место должна занимать Олимпия, и сразу же за ней — ты, потому что вы заставляете меня читать эти глупости… Кстати, — продолжал я, беря новую пачку листов. — Я нашел для всего этого заглавие: «Доброе утро, Олимпия!»
«9 августа (продолжение), 10 августа, 11 августа (до полуночи).
Молодая мать, блещущая умом и очарованием (надеюсь, мне удалось набросать свой правдивый портрет!) находится здесь на совершенно особом положении. Мужчины не чувствуют себя обязанными ухаживать за ней, женщины не имеют причин ее подозревать, и все обнаруживают странную потребность делать ей признания. А если упомянутая молодая мать обладает еще и писательским талантом (а художественно одаренная натура проявляет себя во всех областях искусства, это уж вещь доказанная), она располагает всеми данными для того, чтобы создать достойный успеха очерк о жизни отдыхающих. И вот я усаживаюсь в тени (ребенок играет рядом), готовая выслушать исповедь любого из нуждающихся в этом членов нашего маленького коллектива…
— Мадам Олимпия, что же, мы сегодня не будем кофейничать?
Вопрос чисто риторический: Дидина, раскачиваясь на ходу, как домашняя утка, пересекает двор, неся поднос с двумя дымящимися чашечками кофе.
— Хорошо, что все ушли, хоть передохнем… Ну и вредные же люди! Чего они привязались к ангелочку? И с этими своими вкусами совсем сбили меня с толку: одному подавай с луком, другому — чтоб и перышка не попалось! Картошка то сгорела, то не дожарилась. Хорошо, что газ в баллоне кончился, теперь все будут довольны. Ведь бедняжка Тити…
— Какой там «бедняжка»? Небось, когда он избивал тебя до потери сознания и приползал пьяный в дым, ты другое говорила!
— Да… Но если б вы его теперь увидели, мадам Олимпия… Совсем дитя! Ждет меня, словно мать родную, и первым делом спрашивает, не принесла ли я ему чего-нибудь выпить.
— Надеюсь, ты не носишь ему выпивку, когда он лечится от алкоголизма? Сколько ему еще там быть?
— Долго, мадам Олимпия, он ведь насквозь проспиртован. Только прошу вас, не выдавайте) меня, не говорите этим, жильцам, для чего его положили. Ведь только вы да господин Барбу, старые гости, знаете правду.
— Не беспокойся! Только бы он не свалился на тебя, как снег на голову. Помнишь, что было три года тому назад? Двор ходуном ходил от его проделок.
— Боже упаси! С такими людьми — одни претензии! — может черт знает что выйти. Пойду затоплю печь. Что-нибудь еще нужно?
— Не забудь протереть овощной суп. Дашь его в двенадцать… И белье… черт его знает, как он умудряется столько пачкать…
В воротах, со стороны моря, которое блестит и шуршит, как голубоватый муар (глаз художницы!) появляется Мона Василиаде. Высокая, пышная блондинка, задрапированная в одно из этих африканских платьев, которыми завалены художественные салоны: два шва, дырка для головы и… Явно раздраженная, она фыркая опускается возле меня в шезлонг.
— Как здесь хорошо, прохладно! Будьте добры, передайте мне зажигалку — вон там, на подоконнике. Надеюсь, я не перегрелась на солнце… Но эта особа… поразительно!
— Кто, студентка? Ну, это объяснимо. Ведь и мы в ее возрасте…
— Нет, — возражает Мона, кидая на меня быстрый взгляд. — Ее я сегодня даже не видела… Но и она тоже… Нет, я говорю, о Габи. Она просто смешна!
— Боже мой, что она наделала?
— Ничего особенного… обычный цирк… Она не знает ни меры, ни стыда!.. Со всеми мужчинами… всех провоцирует, и таким странным образом… всех по очереди! С Барбу не получилось, она взялась за Нае… бедняга Пырву просто не знает, куда от нее спрятаться. Сегодня была настоящая комедия: она решила заниматься с ним йогой… А Алек, человек деликатный…
— С кем, с господином Василиаде — йогой? — спрашиваю я, не в силах скрыть улыбку.
— Представьте себе, ему неудобно просто прогнать ее. Димок хохотал, как одержимый… Немного вульгарно… впрочем, ему идет. Барбу исчез — сказал, что идет рыбачить, а бедняга Алек… Я ушла: не выношу, когда женщина таким образом выставляет себя на посмеяние. А вы не идете на пляж?
— Нет, Филипп теперь при деле, по крайней мере час не расстанется со своим ведерком. Может, попозже я вынесу его, выкупаю.
