Не надо преувеличивать! - [38]

— Неужели он умеет?

— Что за вопрос!.. Пойди к нему, может, что-нибудь подскажешь. И, кстати, ты не думаешь, что следовало бы почистить немного картошки? Жареная картошка — роскошная вещь!

— Позаботься хотя бы о Филиппе. Смотри, он по колени в воде!

— А для чего мы приехали на море?

Я понимаю, что женская эмансипация — это дело необходимое. Но, вероятно, лишь до определенной степени. И во всяком случае, все должно идти гораздо медленнее. Полная деградация статуса отца семейства несомненна. «Муж» наших дней готовит, стирает, моет посуду, заботится о детях, самые талантливые даже вяжут. И — что хуже всего — традиционный «Master’s voice»[21] уже не имеет никакой силы. Правильно говорят немцы — народ серьезный — что идеальную жену можно вписать в три «К»: Kirche, Küche, Kinder[22]. Мы отказались от первого из них — ведь эпоху религиозного мистицизма, мы уже давно преодолели не правда ли? — но остальные два следует свято хранить…

В искреннем порыве мужской солидарности я направился к месту мучений АБВ; пусть хотя бы мое присутствие будет ему моральной поддержкой… В кухне царило оживление, все толпились над двумя газовыми конфорками. Алек, одетый, весьма элегантно, чистил печеные баклажаны, АБВ тер что-то в кастрюле, насвистывая: «Oui, je vois la vie en rose»[23]. Пырву, удобно усевшись на низеньком стульчике, давал советы.

— Доброе утро!

— Какое там утро — уже обед скоро, — с укором произнес АБВ.

— Есть у кого-нибудь нож?

— Пожалуйста, господин Джелу. Только осторожнее, он острый. Я рад, что вы присоединились к нашей приятной компании. Здесь так тепло, уютно, просто прелесть! И словечком есть с кем перемолвиться.

— И рецептом обменяться, — прибавил АБВ. — Завтра я сделаю вам сюрприз, — сообщил он. — «Баварское с орехами», пальчики оближете… Рецепт от господина Мирчи… Вы и не знаете, какой он мастер, получше Санды Марин[24].

Мирча завозился на стуле, слегка покраснел от удовольствия и скромно замигал:

— Вы преувеличиваете… Впрочем, вы тоже чрезвычайно способный человек…

Черт возьми! Как две старые девы, взаимно расхваливающие свои варенья и наливки… Так как субъект, которому я намеревался помочь, был доволен своим унизительным положением, мой товарищеский порыв потерял всякий смысл… Так ему и надо! Того и жди, что он возьмется за вязание! Я взглянул на него с отвращением и переменил тему.

— Но где же дамы? — спросил я, усиленно режа картошку.

— Потоньше, Джелу, а то не прожарится. Кусочки режь поровнее, и подлиннее, не такие остроконечные… Что это ты, черт возьми? Не руби так, сплеча. Движения должны быть изящные…

— У Моны мигрень, она выпила чаю и легла, — сообщил нам Алек, на мгновение выйдя из интеллектуального транса, навеянного чисткой баклажан.

— А барышня Габи?

— Это вы должны нам сказать.

Смущенно покашляв, я продолжал эксперимент с картошкой.

— Я ее не видел, — деликатно посмеиваясь, продолжал Мирча, — вероятно, спит, вчера она казалась довольно-таки усталой. Такой уж он нежный, впечатлительный, этот женский пол…

— Студенты — что им сделается? — целый день в гостях, — сказал Алек, растерянно оглядываясь.

— Вот вам тупой нож, господин Алек. Их нужно осторожно измельчить, потом растереть с подсолнечным маслом, добавить луку и выйдет такое — сама мадам Мона вас похвалит…

— Она не переносит лук… Иногда я думаю, что если бы я был помоложе… — начал тоном исповеди Алек, перемешивая темно-зеленую пасту. — Чего там! Женишься — забот не оберешься… Попробуйте, пожалуйста, — обратился он ко мне, — вроде бы здесь чего-то не хватает.

— Соли, — сообщил я ему. — Да уж, каждое положение имеет свои светлые и темные стороны…

— Димок уехал в Мангалию, охотиться за «красотками» —… у него такой язык, moncher… Барбу совершает романтическую прогулку по взморью…

— Бросьте, разве у нас, холостяков, нет своих неприятностей? Один-одинешенек, не с кем словечком перемолвиться, свежую мысль обсудить…

— Готов супчик, ребятки? — сунула голову в дверь Олимпия. — Давайте поскорее, а то мы голодненькие…

В результате Алек удалился со своим салатом, на который поглядывал с оправданным сомнением, Пырву, смущенно улыбнувшись, также ретировался, а в кухне поднялся шум, какой бывает в улье, когда матка дает рою самые противоречивые указания. Несомненно, россказни про трутней — это гнусная ложь, распространяемая какой-нибудь пчелой-феминисткой!

— Прекрасно, ребятки! — заявила, наконец, Олимпия. — Картошку пожарим на обед…

Я обессиленный опустился на стул; АБВ спокойно мыл свои рабочие инструменты.

— Олимпия, дорогая, как ты думаешь, не приготовить ли мне на обед кабачки в сметане? — спросил он с вдохновенным лицом.

— Да брось ты эти кухаркины замашки! Ты меня злишь.

— Дружище! — начал он монотонно, словно читая какое-то объявление. — Ведь моя роль при тебе — совершенно исключительная. В конечном счете речь идет о наблюдении над твоей деятельностью… Remember[25] Джиби… Вот если бы, — продолжал он слегка заговорщическим тоном, — ты не нашел здесь комнаты, и операцией руководил я, по своему методу… Тогда не было бы этих дурацких безрезультатных метаний.

— Интересно, что бы ты стал делать? Накинулся бы на них с палкой?