Не могу без тебя - [42]

— Я с ним не ссорилась, Ваня, — сказала Марья. — Он предал сначала маму, потом нас и маму — погубил. Пустячок, не правда ли? И Колечку предал, не захотел бороться за него и за его фильм.

Помимо Марьиной воли, снова возникли перед глазами двухлетний золотоволосый мальчик с аллергией, грубая врачиха, неожиданно превратившаяся в человека и спасшая мальчика, безликая, иссохшая старуха с пролежнями, которую, чтобы госпитализировать, Марья и доктор с трудом выдрали из нечистот (дочка ни разу не поднесла беспомощной матери судно). Больные, врачи, санитарки двигаются, говорят, живут каждый своей жизнью, и Марья неожиданно понимает: вот ради чего ей нужно жить — собрать воедино разрозненные судьбы, события, и мамину тайну, и тайну их семьи. А ведь это Иван, сегодня, помог ей увидеть, как выбраться из сиротства!

— Спасибо за всё. Я пойду.

Марья порывисто встала, готовая бежать за письменный стол и скорее вызвать к жизни проскочивших мимо неё людей и эпизоды.

— Стой! Ты опять забыла сумку, книжку и деньги. Прошу тебя, возьми во имя нашего родства, во имя нашей с тобой общей жизни, — сказал он снова красивые слова. — Купи то, что необходимо тебе.

— То, что мне необходимо, не продаётся, не покупается. Мне нужен мой родной-единоутробный брат-близнец. Больше мне ничего не нужно. Не думай об этом, Ванюша. У меня всё в порядке.

Щёлкнул ключ в замке.

— Слава богу, успела, — раздался голос, от которого Марья вздрогнула. Это был родной голос, похожий на мамин.

Марья шагнула навстречу Алёнке и, не понимая, как это произошло, припала к ней, словно встретилась, наконец, с сестрой.

— Вот тебе на! — воскликнул в изумлении Иван. И тут же принялся разглядывать обеих. — Говорю, похожи, смотри-ка, волосы, губы, глаза!

А Марья с Алёнкой с удовольствием смотрели друга на друга.

Недолго длилась их молчаливая встреча, но она решила их пожизненные отношения. Марья пошла к двери.

— Посиди ещё, — попросил Иван.

Больше всего в эту минуту ей, наполненной голосами, поступками героев её будущей вещи, Алёнкой, ослепительным восхождением брата и его большой любовью, захотелось к земляничным кустам и к липам, согревающим мать.

— Не обижайся, я должна идти! — улыбнулась она.

Часть II

Глава первая

1

«По натуре характер у меня насмешливый. Идёт мимо важный человек с „дипломатом“, взблёскивающим новыми замками, я обязательно скажу спутнику, а если такового не имеется, то самому себе какую-нибудь весёленькую пошлость по поводу чванливой раздутости владельца „дипломата“. Потеряю последнюю пятёрку, обязательно посмеюсь над собой, хотя жрать хочется до невозможности. Конечно, выход всегда Найдётся: отправляюсь к дуре Катьке, которая всю свою зарплату тратит на жратву, и под её жадным, обжигающим взором, ожидающим от меня действий несколько иных, сожру за милую душу и домашние пельмени, и картофельные котлетки с грибным соусом. Есть единожды в день я привык давно, приучал себя к этому долго и упорно, ведь это так удобно! Неужели не найдётся раз в день дурак или скорее дура, готовые поделиться со мной своим скучным ужином?! Со мной ведь не скучно: я и анекдотец расскажу, и пошучу, когда начнётся пищеварительный процесс и мозги несколько потеряют способность соображать, и доверительно выскажу кое-какие свои соображения о ком-нибудь всемирно известном. А когда дура Катька или дура Верка начнут проявлять нетерпение, ожидая от меня активных действий, смоюсь. Ведь главное для человека, если следовать классике: вовремя смыться. По натуре характер у меня насмешливый. Идёт мимо важный человек с „дипломатом“, взблёскивающим новыми замками, я обязательно скажу спутнику, а если такового не имеется, то самому себе какую-нибудь весёленькую пошлость по поводу чванливой раздутости владельца „дипломата“. Потеряю последнюю пятёрку, обязательно посмеюсь над собой, хотя жрать хочется до невозможности. Конечно, выход всегда Найдётся: отправляюсь к дуре Катьке, которая всю свою зарплату тратит на жратву, и под её жадным, обжигающим взором, ожидающим от меня действий несколько иных, сожру за милую душу и домашние пельмени, и картофельные котлетки с грибным соусом. Есть единожды в день я привык давно, приучал себя к этому долго и упорно, ведь это так удобно! Неужели не найдётся раз в день дурак или скорее дура, готовые поделиться со мной своим скучным ужином?! Со мной ведь не скучно: я и анекдотец расскажу, и пошучу, когда начнётся пищеварительный процесс и мозги несколько потеряют способность соображать, и доверительно выскажу кое-какие свои соображения о ком-нибудь всемирно известном. А когда дура Катька или дура Верка начнут проявлять нетерпение, ожидая от меня активных действий, смоюсь. Ведь главное для человека, если следовать классике: вовремя смыться. По натуре характер у меня насмешливый. Идёт мимо важный человек с „дипломатом“, взблёскивающим новыми замками, я обязательно скажу спутнику, а если такового не имеется, то самому себе какую-нибудь весёленькую пошлость по поводу чванливой раздутости владельца „дипломата“. Потеряю последнюю пятёрку, обязательно посмеюсь над собой, хотя жрать хочется до невозможности. Конечно, выход всегда Найдётся: отправляюсь к дуре Катьке, которая всю свою зарплату тратит на жратву, и под её жадным, обжигающим взором, ожидающим от меня действий несколько иных, сожру за милую душу и домашние пельмени, и картофельные котлетки с грибным соусом. Есть единожды в день я привык давно, приучал себя к этому долго и упорно, ведь это так удобно! Неужели не найдётся раз в день дурак или скорее дура, готовые поделиться со мной своим скучным ужином?! Со мной ведь не скучно: я и анекдотец расскажу, и пошучу, когда начнётся пищеварительный процесс и мозги несколько потеряют способность соображать, и доверительно выскажу кое-какие свои соображения о ком-нибудь всемирно известном. А когда дура Катька или дура Верка начнут проявлять нетерпение, ожидая от меня активных действий, смоюсь. Ведь главное для человека, если следовать классике: вовремя смыться.