Не кровные - [4]

Слава вылила недопитый чай, закрутила крышку. Тёплая ниточка, когда-то давно связывавшая её с отцом, уже остыла и порвалась – ещё до его ухода в другую семью. Слёзы мамы после ссор ожесточали дочь против него, а когда развод состоялся, в доме стало, как Славе показалось, светлее и тише. Чище стал сам воздух. Но мама страдала, всё чаще болело сердце. Она никогда не говорила об этом вслух, но, наверно, всё-таки продолжала любить отца. Мамины глаза потускнели, она постарела, погрязла в каждодневной суете и заботах. И постепенно, по капельке, эта спрятанная глубоко в душе боль свела её в могилу.

Слава не простила. Холодная невидимая стена отделяла её от той семьи, не позволяя подружиться с сестрёнкой, а красивую и молодую жену отца она просто видеть не могла. Впрочем, с годами приходило понимание: не стоит искать козла отпущения. Виноватых никогда нет, как и правых, потому что каждый вносит свой вклад в этот горький комок боли. И Светлана-разлучница, наверное, не старалась специально увести отца, просто... так получилось. Встретились двое – женатый мужчина и разведённая женщина с маленькой дочкой, полюбили друг друга. Наверно, это было их выстраданное, наконец-то найденное счастье, которого они не смогли обрести в своих прежних браках. Надо ли их за это винить?

Вот только маму уже было не вернуть. И это сидело в сердце Славы холодным стерженьком отчуждения, заставляя её рот жёстко сжиматься, а глаза блестеть светлыми льдинками.

Но она всё-таки купила для сестрёнки шоколадку – большую, дорогую, с орехами. Купила бы и букет цветов, но повод для встречи был уж очень невесёлым. Гроб с телом уже стоял в квартире на двух табуретках. Взглянув в лицо отца, Слава вдруг не обнаружила в своём сердце к нему никакой вражды и обиды. Всё ушло, растаяло в огне церковной свечки, зажжённой в изголовье, осталась только смутная усталая грусть. Светлана, в чёрном платье и чёрной кружевной накидке на голове, поднялась ей навстречу – заплаканная, без макияжа, но всё равно красивая и ухоженная.

– Спасибо, что пришла. Я никогда не была против твоего общения с отцом... Жаль, что вы прожили жизнь вот так... Врозь. Но теперь уже... Что уж теперь говорить.

Слёзы набрякли на её глазах крупными каплями, губы задрожали. На диване и креслах какие-то пожилые тётеньки в платках разговаривали шёпотом, у окна стояли мужчины – вероятно, коллеги отца. Все невольно посмотрели на Славу – впрочем, она привыкла к такой реакции. Наружность у неё была примечательная.

– Карина у себя в комнате, – шепнула Светлана. – Иди, хоть поздоровайся с ней. Сёстры вы всё-таки, хоть и не кровные. – И неопределённо указала в сторону двери.

Слава, подумав, для начала постучалась.

– Да, входите, – через несколько секунд ответил девичий голосок.

Слава вошла. Комната как комната: кровать, стол с компьютером, шкаф, книжные полки. На окне – римские шторы. В кресле за столом, уронив худые руки на колени, сидела девушка-старшеклассница в длинной чёрной юбке и такого же цвета водолазке. Юбка была ей не по возрасту: такая больше подошла бы тем тётенькам в гостиной. Каштановые волосы невероятной густоты падали ей на спину косой толщиной в руку, а ресницы даже без слоя туши на них казались «мальвиньими». Её реакция на Славу не отличалась от прочих – такой же удивлённый, даже чуть испуганный взгляд. Ну, ещё бы... Одно дело – видеть баскетболисток по телевизору и совсем другое – у себя в комнате, сравнивая их рост с платяным шкафом с антресолями. Да ещё и таких атлетически сложенных, в камуфляжных штанах военного фасона с накладными карманами, кожаной куртке с кучей блестящих молний и чёрной бандане с «Весёлым Роджером». Последнюю Слава напялила прямо перед выходом из дома – дабы не шокировать людей на похоронах своим пятимиллиметровым ёжиком, которым ей вздумалось обзавестись в невыносимую летнюю жару. Жара ушла вместе с грозами, а волосы росли, увы, слишком медленно. Ребятам в отряде – всё равно, многие стриглись ещё короче, а обычным людям и без причёски хватало впечатлений от её внешности.

– Привет... Ты меня, наверно, не помнишь. – Она положила шоколадку на стол рядом с клавиатурой. – Я – Слава.

– Привет, – без улыбки ответила Карина. – Я знаю, кто ты. Мама говорила, что ты придёшь. – И посмотрела на шоколадку: – Это мне?

Слава тоже без улыбки кивнула. А уголки губ девушки чуть дрогнули:

– Спасибо...

Её, грустную, растерянную и невыносимо милую, хотелось прижать к груди и успокаивать, гладить по этим умопомрачительным волосам... Конечно, она была совсем ни в чём не виновата. Ни в комке горькой боли, ни в стуке земли о крышку маминого гроба, ни в этом ледяном стерженьке отчуждения под сердцем у Славы.

– Можно присесть?

Карина торопливо смахнула с табуретки свёрнутые джинсы с джемпером и перебросила на кровать. Слава села напротив сестрёнки. Довольно близко – так что её огромные, длинные ноги огородили с обеих сторон ноги Карины. Стерженёк таял, жёсткие клещи непримиримости отпускали сердце – а всего-то лишь стоило посмотреть этому чуду с ресницами в глаза. «Эти глаза напротив – чайного цвета» – точь-в-точь как в старой песне.