Не говори ни слова - [21]

К сожалению, ее надеждам не суждено было сбыться. Все крупные музыкальные агенты и издатели один за другим отвергли сочинения Пола, и он погрузился в глубокую депрессию, в которой на этот раз было что-то патологическое. Целыми днями он пил, проклинал всех и вся и кричал, что его никто не понимает. Иногда он плакал, жалея себя, но, когда Лори пыталась его утешить, принимался орать. «Что, черт возьми, ты можешь понимать в музыке?! – выкрикивал он, размазывая по лицу пьяные слезы. – Ты, которая целыми днями занимается с глухими уродами, а они не только не отличают скрипичный ключ от диеза, но и вообще ни черта не слышат?! Или, может быть, ты считаешь, что это делает тебя специалистом, экспертом? Да кем ты вообще себя вообразила?!»

Этот кошмар длился довольно долго. В конце концов депрессия прошла, однако после нее Пол впал в покаянное настроение, переносить которое Лори было еще тяжелее, чем его буйные выходки. Пол часами рыдал в ее объятиях, просил прощения и клятвенно заверял, что никогда больше не будет разговаривать с ней таким тоном, а она утешала его, словно младенца. В конце концов ей все же удалось привести его в норму: Пол обрел некое подобие душевного равновесия, однако ненадолго.

В последующие восемь месяцев Пол впадал в депрессию с пугающей регулярностью. Он пил, потому что не мог писать хорошую музыку, а писать хорошую музыку был не в состоянии, так как постоянно находился в подпитии.

А Лори приходилось все это терпеть.

Сексом они теперь занимались редко – из-за своего пьянства Пол почти утратил физическую способность к интимной близости. Лишь иногда он взгромождался на нее, но это был чисто механический акт, в котором не было ни тепла, ни нежности, ни даже особенного желания. В такие минуты Полом двигала вовсе не любовь, а саморазрушительный гнев; что касалось Лори, то она была низведена им до положения объекта, на котором он вымещал свою горечь и разочарование. Довольно скоро ей стало ясно – она должна уйти, чтобы самой не лишиться рассудка. Она больше не могла выносить внезапных смен его настроения, его истерических припадков, его слезливого раскаяния. Самолюбие Пола жестоко страдало, неуверенность в себе росла с каждым днем, и Лори начинало казаться, что теперь ее муж нуждается в постоянных утешениях, которых она не могла обеспечить ему чисто физически, так как продолжала работать в институте.

В конце концов она все-таки решилась – сняла квартиру и стала жить отдельно, но на развод подавать по-прежнему не спешила, надеясь, что Пол сумеет преодолеть свою слабость и они снова смогут быть вместе и любить друг друга.

И снова ее надежды не сбылись. Всего через три месяца она узнала, что Пол умер. Его подружка, которую он завел после ухода жены, позвонила Лори и сказала, что нашла его лежащим рядом с пианино, на груде измятых и порванных нотных листов. Посмертное вскрытие показало наличие в крови летальной дозы алкоголя и барбитуратов. Вердикт коронера гласил: «случайная смерть по неосторожности», и Лори не стала оспаривать это решение. Она считала, что покончить с собой Полу не хватило бы характера.

Сейчас, с усилием расчесывая щеткой свои густые волосы, Лори сокрушенно покачала головой. Ей было жаль Пола, чья жизнь оказалась такой короткой, такой никчемной и пустой. Она хорошо помнила, что на его похороны пришло всего несколько человек – дальних знакомых и коллег-музыкантов. Даже с ее родителями он не успел познакомиться: им было трудно приехать в Нью-Йорк, так как отец Лори не мог надолго оставить своих прихожан, а сам Пол наотрез отказался ехать в Небраску, которую презрительно называл «глухоманью». Его собственная мать, впрочем, жила в Висконсине – тоже довольно далеко от центров «культурной жизни», и Пол ее, похоже, стыдился. Он так и не познакомил с ней Лори, да и за все время их брака звонил матери считаное число раз. На похороны она тоже не приехала – когда Лори позвонила ей, чтобы сообщить о случившемся и рассказать, как умер ее сын, эта далекая чужая женщина просто выслушала ее, а потом повесила трубку, так и не сказав ни слова.

В первое время Лори была склонна обвинять в смерти мужа себя. Если бы она была к нему внимательнее, если бы больше утешала и поддерживала, если бы не ушла от него, со временем Полу, быть может, и удалось бы выбраться из трясины, в которой он завяз и в которую погружался все глубже. И только после того, как прошло порядочно времени (помогли и долгие, обстоятельные беседы с отцом), Лори наконец перестала предаваться самобичеванию, поняв, что ничего изменить она все равно бы не смогла.

И все же неудачный брак оставил в ее душе глубокий след. Теперь Лори была особенно осторожна, выбирая, с кем встречаться. Молодые, амбициозные клерки, которых собственная карьера интересовала больше, чем семейная жизнь, ее настораживали: она считала, и не без оснований, что в любви нельзя быть эгоистом. Нет, разумеется, у нее были знакомые мужчины, но с ними она поддерживала чисто товарищеские отношения. Как только Лори начинало казаться, что кто-то начинает проявлять к ней особый интерес, она тут же спешила порвать с этим человеком. «Зачем мне новые проблемы? – рассуждала она. – Я еще молода, я могу позволить себе не спешить. В свое время все будет, а пока…»