Не горюй! - [24]

— Хорошо, — на всякий случай похвалил Бенжамен.

— Так… Старуха довольно потерла руки. — А теперь, деточка, снимай штаны, — приказала она сыну.

— В этом нет никакой необходимости, — предупредил Бенжамен.

— Нет уж, простите, мне хотелось бы, чтобы осмотр был доскональный. Встань, деточка!

Бенжамен пожал плечами и отошел к рукомойнику, чтобы помыть руки.

— Так, — слышалось за спиной. — Кальсоны тоже… Доктор, посмотрите… Ну как?

Бенжамен прошел в угол и, взглянув на стоящего за ширмой совершенно голого Коку, весьма одобрительно сказал:

— Замечательно… Можете одеваться. — Бенжамен повесил полотенце, сел на тахту.

— Значит, только дистрофия? — Старуха присела рядом. — Да.

— Ну что ж, пишите рецепт, — велела старуха.

— Моцион, гимнастика, покой — все, что я могу предложить.

Старуха недовольно тряхнула головой.

— Нет, позвольте. Мне рассказывали о ваших чудачествах, но учтите, что мы — Каландадзе и ничего не пожалеем для спасения своего ребенка. Пишите рецепт.

— Сударыня, — сказал Бенжамен, — от этой болезни лекарств пока нет. Свежий воздух, воздержание — вот его лучшие лекарства.

— В таком случае я не плачу вам ни копейки! — вскричала старуха.

— Как угодно.

Загромыхала винтовая лестница, и старуха Каландадзе со своим сыном сбежали на улицу.

— Шарлатан! — ругалась старуха. — Неуч!

— Это вы о ком, сударыня? — В окне показалась Софико, сестра Бенжамена.

— А вот об этом фигляре. — Старуха показала на мансарду. — Три часа мучил ребенка, а потом сказал: иди, гуляй, дыши свежим воздухом. И еще хочет, чтобы ему за это платили деньги! Аферист! Пойдем! — Она схватила сына за руку. Но тут раздался голос Варлаама:

— Мама, хочешь я его стукну? — спросил он Софико.

— Варлаам, нельзя бить маленьких, — пожурила она сына и, повернувшись к Коке, ласково сказала:

— Деточка, агу, ути, ути…

— Кока, что ты стоишь? — вскричала старуха. — Разве ты не видишь, как оскорбляют твою мать! Пойди скажи что-нибудь этой интриганке.

— Оставьте меня! Оставьте меня! — заревел Кока и, тяжело дыша, побежал по улице.

Софико, низко склонясь над котлом на кухне, очищала курицу.

Ее муж Лука, рядом за дверью, высунув язык, старательно переписывал казенные бумаги.

— Вот так вот, сударыня, — бормотала Софико, с остервенением выдергивая перья из тощей жилистой птицы. — Занимайтесь гимнастикой! А мы — принципиальные! Мы будем сидеть на шее у сестры… Она дура… Она верит, что скоро будет эпидемия… Она этой вороной накормит сто человек!

— Что ты сказала? — Лука оторвался от бумаг.

— Я сказала, что если так будет продолжаться, я уйду в монастырь, а вы пропадите пропадом!!! — заорала Софико.

— Хорошо, хорошо… — Лука снова уткнулся в свои бумаги.

По внутренней лестнице, стараясь не шуметь, сбежали Бенжамен и адвокат Додо.

— Бенжамен! — окликнула его Софико. — Опять пьянствовать? — строго спросила она адвоката, вытирая руки о фартук.

— Что вы! Что вы! — ужаснулся Додо. — Мы идем на чай.

— На какой еще чай?

— В заведение Святой Елены. Там сегодня чай с благотворительными целями.

Софико недоверчиво посмотрела на адвоката.

— Клянусь честью! — Додо приложил руку к сердцу.

— В этом заведении соберутся все девушки из хороших семейств. Обрати внимание на дочь Левана…

— Начинается… — пробормотал Бенжамен.

— Да, начинается. Обрати внимание на Мери. Лучшей партии тебе в нашем городе не найти. Я говорила с Леваном, он согласен…

— Обратим, обязательно обратим, — пообещал Додо.

— А ты помолчи. Что это у тебя такое? — Софико вытащила из-под мышки адвоката сверток голубой материи и развернула его. Это была хоругвь с изображением на ней Св. Георгия Победоносца.

— Для чего тебе эта святая вещь? — строго спросила Софико.

Додо смутился.

— В память о выигранном процессе…

— Незачем она тебе… — Софико бросила хоругвь на кровать, достала из комода черную коробочку и протянула ее Бенжамену. — На, возьми с собой.

— Что это?

— «Флирт». Игра для любви. Лука знает, мы с ним играли.

Лука грустно посмотрел в окно на четверых ползающих в пыли детей.

— Лука, одевайся, ты пойдешь с ними, проследишь… Так вот… После чая ты, Бенжамен, раздаешь эти карточки молодежи. Сам берешь вот эту. Запомни — вот эту… Я ее пометила крестиком. И посылаешь ее Мери… Что здесь?.. «Три грации считались в древнем мире. Родились вы — и стало их четыре». Ну, а она? Она, наверное, пришлет вот эту. Что здесь?.. «Счастливый юноша, ты всем меня пленил!»

Лука посмотрел на жену, и оба они смутились.

— Дай мне немножко, мама, — попросил Валаам, не выдержав такой легкой победы дяди над прекрасной Мери, и тут же получил оплеуху от мамы.

Друзья бодро подошли к винному погребку под названием «Не покидай меня, голубчик мой!».

— У тебя сколько денег? — спросил адвокат Луку.

— Семь копеек… Но это она мне дала на чернила.

— Секундочку. — Додо скрылся в черном проеме погребка.

Напротив, под вывеской «Нафталин» сидел на пороге лавочки тучный Даниил и лениво колол грецкие орехи.

В тени под акацией смиренная монашенка, приподняв пальчиками черное платье, крутила ногой в холодной струе родника.

— Простудишься, сестрица во Христе, — улыбнулся ей Бенжамен.

Монашка испуганно опустила платье и засеменила вниз по тротуару.