Не больно, не страшно - [18]

«Свободным стану я от зла и от добра,

Моя душа была на лезвии ножа…

Я свободен, словно птица в небесах,

Я свободен, я забыл, что значит страх,

Я свободен с диким ветром наравне,

Я свободен, на яву, а не во сне», — Катя подпевала, прикрыв глаза и забыв обо всем.

Стас эта песня тоже очень нравилась, но он ограничился тем, что подержал в поднятой руке зажигалку, решив, что подпевать гимну Темных непатриотично.

— Моя любимая песня у Кипелова, — подергав Стаса за рукав, доверительно сообщила ему Катя, как только песня закончилась. — Знаешь, когда я ее слушаю, мне кажется, что я начинаю что-то понимать…

— «Мне кажется, я начинаю видеть Свет»? — с натянутой улыбкой предположил Стас.

Катя поморщилась.

— Любишь «Матрицу»?

— Люблю, — сознался Стас. — Безумно.

— А я — нет, — сказала Катя. — Мне не нравится эта идея несвободы, предрешенности и всеобъемлющих правил.

«Скажи это Темным, пусть порадуются», — подумал Стас, а вслух ответил:

— «Я понимаю тебя, Нео, понимаю на все сто процентов». Там ведь и про это говорится.

Как по заказу Кипелов исполнил песню «Матричный бог» с нового альбома. Стас похихикал и ехидно прокомментировал: «Бог правду видит. Боженька — он не фраер».

— А сейчас мы сыграем хорошо известную вам песню, — объявил Кипелов после этого. — Она называется «Беги за солнцем»!

«В воздухе пахнет бедой целых две тысячи лет,

Жизнь так жестока на этой проклятой земле.

Ветер в твоих волосах тот же, что вечность назад,

Время застыло, Луна и Солнце встали в ряд.

Улететь бы птицей прочь от проклятой земли,

С небом чистым слиться — вот о чем мечтаешь ты!»

Какие отличные содержательные тексты пишет Пушкина! И как их поет Кипелов! Поневоле задумаешься о «высоких целях и прочей мутатени», даже если ты самый обычный человек… А уж тем более, если Иной, Светлый…

«Беги, беги за Солнцем, сбивая ноги в кровь,

Беги, беги, не бойся играть с судьбою вновь и вновь,

Лети, лети за Солнцем, к безумству высоты,

Лети, лети, не бойся, так можешь сделать только ты!»

В точку!

«Мужество есть лишь у тех, кто ощутил сердцем страх,

Кто смотрит в пропасть, но смотрит с гордостью в глазах…»

«А ведь это же про нас, — подумалось Стасу. — Совсем-совсем про нас… И про свободу, и про наши недостижимые высокие идеалы…»

«И упал со стоном, опаленный высотой.

На земле рожденный снова должен стать землей…»

«А ведь это и есть гимн Светлых!» — осенило Стаса.

— Кать, тебе как эта песня? — с волнением спросил он во время короткой паузы.

— Ничего, но ничего особенного, — пожала плечами девушка. — Слишком уж идейная какая-то. Меня такое не цепляет.

— Любимая песня Маргариты Пушкиной, — машинально сообщил Стас, а про себя подумал: «Пушкина — наша. Однозначно».

Стас потерял Катю из виду так же неожиданно, как и заметил. Уже незадолго до конца посмотрел влево, покрутил головой, вспомнив про нее, но Кати не было видно, и ее странная аура нигде поблизости не просматривалась. То ли девушку снова куда-то отнесло толпой, то ли сама куда-то перебралась, заскучав.

С ребятами после концерта Стас тоже не встретился, так, подождал их минут пять у выхода, но не заметил в толпе, и пошел к метро — к «Горьковской», потому что «Спортивная» сейчас была переполнена схлынувшей с концерта толпой.

Сев на «Горьковской» в вагон, и то порядком подзабитый металлизированной публикой, он нос к носу столкнулся с Азатом. Он тоже ехал с концерта, видимо, сев на «Петроградской», и одет был как заправский металлист — в косухе, «гадах» и всевозможных металлических побрякушках. Только вид у него был какой-то совсем не соответствующий — растерянно-пришибленный.

— О, привет! — обрадовался Стас. — Ну, как тебе?

Азат посмотрел на него отсутствующим взглядом и задумчиво произнес:

— Ну, привет. Ничего так…

— А что так слабенько?! — возмутился Стас. — По-моему, просто офигенно!

— Ты что-нибудь понимаешь, что тут творится? — не отреагировав на восторги Стаса, спросил Азат.

— «Ой, что деется — вчерась траншею рыли…», — пробормотал Стас.

— Ты мне скажи лучше, нахрена там Инквизиция маячила, — убитым голосом произнес Азат. Видно было, что на ответ от Стаса он и не рассчитывает.

— Какая Инквизиция? — опешил Стас.

— Ты слепой? — скорбно осведомился Азат.

— Смотря по какому вопросу, — буркнул Стас.

— Те парни на входе, в какой-то левой форме, Темные уровня третьего-четвертого! Ты дурак или прикидываешься?

— А-а, они Инквизиторы?

— Дурак. В людей не наигрался, — констатировал Азат. — На концерт он пришел.

— Слушай, у меня пятый уровень на пике, откуда мне знать, — попытался оправдаться Стас.

— Тебе начальник ничего не говорил, что у них за дела в нашем городе?

— Я же не в Дозоре.

— Ах, да. Значит, тоже не знаешь. Не-ет, ребята, что-то тут по-крупному, иначе фиг бы они сейчас здесь появились… Ч-черт, ну что за дела — все проблемы в нашем городе разруливают абсолютно посторонние Иные, а нас вообще в известность не ставят! А наш шеф вообще в отпуске, загорает себе на песочке, знать ничего не знает…

Азат замолчал и, погруженный в свои мысли, безмолвствовал до следующей остановки. Потом буркнул: «Пока», сунул Стасу ладонь для рукопожатия и, не взглянув на него, вышел.

Стасу, честно говоря, сейчас, да по большому счету и вообще, было наплевать на эти условно-гипотетические проблемы Дозоров. «Игры не для нас». Ну, Инквизиторы, и фиг с ними. Пусть себе. Его официально выгнали, и у него куда больше личных актуальных проблем, о которых стоит подумать… Впрочем, Стас сейчас находился под впечатлением концерта и решил поступить, как Скарлетт из фильма, — «я подумаю об этом завтра».