Назови меня своим именем - [27]

Что если я ему не нравлюсь? Как говорят, в темноте все кошки… Что если ему вообще не нравится это? Тогда ему придется попробовать. Что если это его разозлит и оскорбит? «Убирайся, мерзкий, жалкий извращенец». Поцелуй служил доказательством, что попытаться можно. Не говоря уже о ступне. Amor ch’a null’amato amar perdona[12].  

Эта ступня. В последний раз он довел меня до подобного состояния даже не когда поцеловал, но когда сдавил пальцами мое плечо.

Нет, был еще один раз. Во сне, когда он вошел в комнату и лег сверху, а я притворялся спящим. Снова поправка: во сне я все же сделал едва заметный вдох, чтобы сказать ему, Не уходи, я хочу продолжения, только не говори, что знаешь об этом.

Я проснулся ближе к вечеру, и мне вдруг ужасно захотелось йогурта. Воспоминания детства. Я пошел на кухню и застал там Мафальду, которая лениво убирала фарфор, вымытый несколько часов назад. Должно быть, она тоже вздремнула и только что проснулась. Я взял большой персик из вазы с фруктами и стал снимать с него кожицу.

–  Faccio io, я сделаю, – сказала она, пытаясь забрать у меня нож.

–  No, no, faccio da me, нет, я сам сделаю, – ответил я так, чтобы не обидеть ее.

Я хотел порезать его дольками, потом разрезать их на маленькие кусочки, а те в свою очередь измельчить еще. Пока они не станут атомами. Это успокаивало. Потом я взял банан, медленно снял кожуру и стал резать его тоненькими ломтиками, затем кубиками. Потом абрикос. Грушу. Финики. После этого достал из холодильника большой контейнер йогурта и вылил его содержимое в блендер с фруктами. Наконец, добавил для цвета несколько свежих ягод клубники из сада. Мне нравился ровный гул блендера.

Мафальде этот десерт был неизвестен. Но она позволила мне хозяйничать на своей кухне и не вмешивалась, как будто потакая капризам человека, который уже достаточно настрадался. Догадалась, стерва. Наверно, видела ступню. Она следила за каждым моим движением, готовая вырвать у меня нож, прежде чем я смогу вскрыть им вены.

После того как смесь была готова, я перелил ее в большой стакан, воткнул туда соломинку, словно дротик, и направился в сад. По пути зашел в гостиную и достал большую иллюстрированную книгу с репродукциями Моне. Положил ее на маленький стульчик рядом со стремянкой. Не буду показывать ему книгу. Просто оставлю ее здесь. Он поймет.     

Во дворе мать и две ее сестры, приехавшие из самого С. поиграть в бридж, пили чай. Четвертую участницу партии ждали с минуты на минуту.

Со стороны гаража долетал голос их водителя, обсуждавшего с Манфреди игроков в футбол.

Со стаканом в руке я прошел в дальний конец сада, вытащил шезлонг и, расположившись лицом к ограде, стал наслаждаться последними лучами солнца. Мне нравилось сидеть и наблюдать, как угасающий день перетекает в предвечерние сумерки. В это время во второй половине дня обычно ходили купаться, но почитать тоже было неплохо.

Мне нравилось это чувство расслабленности. Возможно, древние были правы: кровопускания время от времени полезны. Если позволит самочувствие, позже я сыграю одну-две прелюдии или фуги, а может, какую-нибудь из фантазий Брамса. Я отпил йогурт и положил ноги на кресло, стоявшее рядом.

Я не сразу осознал, что позирую.

Я хотел, чтобы он, вернувшись, застал меня в таком расслабленном состоянии. Он и не догадывался, что я задумал на ночь.

– Оливер где-то здесь? – спросил я, обернувшись к матери.

– Разве он не ушел?

Я ничего не сказал. «Буду поблизости», вот значит как.

Спустя некоторое время Мафальда пришла забрать пустой стакан. Vuoi un altro di questi, может, я хочу еще этих? – спросила она, как будто ее нисколько не интересовало чужеземное, неитальянское название, если оно вообще было, этого странного месива.

– Нет, я, наверно, схожу прогуляться.

– Но куда ты пойдешь сейчас? – спросила она, подразумевая скорый ужин. – Особенно учитывая, что случилось за обедом. Mi preoccupo, я беспокоюсь.

– Я в порядке.

– Мне кажется, все же не стоит.

– Не беспокойся.

– Синьора, – крикнула она, пытаясь заручиться поддержкой моей матери.

Та согласилась, что это плохая идея.

– Тогда пойду искупаюсь.

Что угодно, только бы не считать часы до сегодняшней ночи.

Спускаясь по лестнице на пляж, я заметил группу друзей. Они играли в пляжный волейбол. Хотелось ли мне играть? Нет, сама мысль вызывала тошноту. Проигнорировав их, я медленно побрел к большому камню, немного поглазел на него, затем на море, по колышущейся глади которого, как на картине Моне, бежали солнечные блики, устремляясь, казалось, прямо ко мне. Я забрел в теплую воду. Я не был несчастен и не отказался бы от компании. Но одиночество меня не тревожило.

Вимини, которую, должно быть, привел сюда кто-то из остальных, сказала, что слышала о моем нездоровье.

– Мы двое больных… – начала она.

– Ты знаешь, где Оливер? – спросил я.

– Не знаю. Я думала, он отправился рыбачить с Анкизе.

– С Анкизе? Он спятил! Он чуть не погиб в прошлый раз.

Ответа не последовало. Она отвела глаза от заходящего солнца.

– Он тебе нравится, ведь так?

– Да, – сказал я.

– Ты ему тоже нравишься. Больше, чем он тебе, я думаю.

Она так считает?