Найти себя - [57]

– А ты никогда ничего не замечаешь! – в одном тоне продолжила Катенька. – Тем более что порой наша королева и лучше твоей мамочки за тобой ухаживала.

– Ври, да не завирайся! – возмутился я. – Не было такого!

– Да? А прошлой зимой, когда ты заболел и чуть не умер, что тебя спасло? А? Ну, отвечай!

В голове пронеслись воспоминания о жутком жаре, горячечных кошмарах и спасительной благодати на моем лбу в том ноябре, когда Лаповку на шесть дней накрыло глубокими сугробами.

– Да помню я, хорошо помню. Меня тогда спас прохладный компресс на лбу.

– Ага! Как бы не так! Компрессом и холодными растираниями мы твое тело охлаждали от большой температуры, а на твоем лбу всегда Машкина ладонь лежала. Она вбила себе в голову, что это тебе поможет, и сутками сидела возле твоей кровати, прикладывая то одну, то вторую ладонь к твоей раскаленной головешке. И мы все уверены: именно это и помогло. Потому что, как только она выходила хотя бы по маленькой нужде из твоей спальни, ты начинал вскрикивать и метаться в кошмарах и ни наши, ни дедовы ладони не помогали. Только Марии. Так что… – Вера вздохнула и подхватила сестру под локоток. – Пошли спать! – И, уже спускаясь по чердачной лестнице, проворчала с явным намерением, чтобы ее было мне слышно: – Мы всю жизнь для него стараемся, ублажаем и балуем, а этот неблагодарный еще и ерепенится!

А мне действительно было стыдно. Жутко стыдно! Ведь можно было помягче заявить о своей гордости, независимости и уязвленном самолюбии. Зачем обидел девочек и Машку в первую очередь? И что теперь будет?

Причем к этим вопросам добавлялась какая-то радость, неосознанное душевное томление и непонятный сердечный трепет. Все-таки это жутко приятно после стольких лет незнания, унижения и оголтелого рабства изведать, что тебя все-таки любят, ценят и оберегают не просто как вещь, а как друга, настоящего товарища, компаньона и… Кого еще?

Мысли стали путаться окончательно, наплывать одна на другую, и мне лишь запомнилось, как я сделал несколько шагов к старому дивану и рухнул на него плашмя животом. Только и постарался осторожно после этого свесить забинтованную руку на пол.

Утром меня вырвал из сна очаровательный запах жаренной вместе с луком куриной печенки. Не скрою, с детства мое любимое мясное блюдо, и я еще не помню случая, когда печеночка досталась кому-то из взрослых или моим подругам. Всегда она предназначалась и оставлялась только мне. Но теперь, после вчерашнего разговора и откровений, подобная деталь сама всплыла в сознании, и мне опять стало стыдно. Оказывается, обо мне заботились всегда, и кое-какие привилегии у меня были. Вот только, скорее всего, я сам весьма опрометчиво истинные привилегии подменил или ошибочно поменял на привилегии игровые. Те самые, где мне приятно было чувствовать себя жертвой, внутренне бунтовать, внешне показывать строптивость и далеко на заднем плане, боясь даже самому себе признаться в этом, упиваться своим бессилием, купаться в собственных обидах и стенаниях и всегда верить, что несчастнее меня нет на белом свете. Трудно для восприятия? Еще как! Сложно? Ха! Вообще осознать с ходу не получится! А ведь придется пересматривать свое поведение. Может, даже прощения просить?

Как только я себе представил подобную картину, мои фантазии по нескольким дорожкам ускользнули вперед и показали такие варианты, что вниз сходить расхотелось. Ноги сами прикипели к полу, уши покраснели от переживаний, когда я вдруг подумал о самом страшном: так ведь можно и участия в наших ролевых играх лишиться!

Опять старая история! Стоило только спугнуть мой организм таким наказанием, как он уже истомно задрожал и готов был нести своего обладателя на явку с повинной. Хорошо еще, что хозяин теперь уже повзрослел, возмужал и стал соображать намного лучше. То есть я понял: продолжу гнуть свою линию поведения полного противления и жесткого непослушания – мне явно придется лишиться таких привычных для меня прелестей и удовольствий. Снизойду до извинений и заискиваний – все моментально вернется на круги своя, и меня опять станут обзывать Пончиком. Без презрения, конечно, это я осилил понять, но и без должного уважения или почитания. А этого мне не хотелось еще больше.

Поэтому я выбрал соломонову середину: и крутого перца из себя строить не стал, но и извиняться или юлить даже не подумал. Просто с радостной улыбкой сбежал вниз и воскликнул:

– Девчонки! Вы просто кудесницы! Такой аромат стоит, что и мертвый проснется! – Подбежал к каждой, чмокнул в теплые щечки и, потирая руки, уселся на свое место. – Ну, чем потчевать будете несчастного возвращенца?

Вера мне сразу подвинула тарелку с сырниками, Катя – миску со сметаной, и только Машка пытливо пыталась заглянуть в мои глаза:

– Да вот, подумали, что ты уже и питаться станешь от нас отдельно. – Ее ладошка вроде как незаметно легла на пиалу, накрытую крышкой. – Поэтому не удержались и съели куриную печенку с луком.

– Ну и на здоровье! – воскликнул я со щедростью Деда Мороза. – Сколько можно объедать своих лучших подруг и всегда отбирать у них самое вкусненькое?! Мужчина и так всегда прокормится.