Найди меня - [2]

Я не удивился, что после ее ироничного замечания по поводу моего сына наш разговор забуксовал. Время вернуться к чтению. Но потом, посмотрев на меня, она в лоб спросила:

– Вы рады, что скоро встретитесь с сыном?

Я подумал, что она опять меня дразнит, но тон ее не был дерзким. В том, как она спрашивала о личном, преодолевая преграды между незнакомцами в поезде, было нечто одновременно притягательное и обезоруживающее. Мне это понравилось. Возможно, ей хотелось узнать, что мужчина почти в два раза старше нее чувствует перед встречей с сыном. А может, ей просто не хотелось читать. Она ждала моего ответа.

– Ну, вы, наверное, счастливы? Наверное, нервничаете?

– Не то чтобы нервничаю, может быть, совсем чуть-чуть, – ответил я. – Родители всегда боятся, что навязываются, что с ними скучно.

– Думаете, с вами скучно?

Мне понравилось, что мой ответ ее удивил.

– Может быть. Но, по правде сказать, с кем не скучно?

– Мне с моим отцом не скучно.

Я что, ее обидел?

– Тогда беру свои слова обратно, – сказал я.

Она посмотрела на меня и улыбнулась:

– Зачем же так быстро?

Она проверяет почву, а потом пробуривает вас прямо насквозь. Этим она напомнила мне сына – она была чуть старше него, но обладала той же способностью выводить на свет божий все мои проколы и увертки, так что даже после спора и примирения я чувствовал себя уничтоженным.

Мне хотелось спросить: «Какая вы с теми, кто вас хорошо знает? Веселая, жизнерадостная, игривая, или в ваших жилах течет мрачная сыворотка скверного характера, которая затуманивает ваши черты и смазывает весь тот смех, что обещают ваша улыбка и зеленые глаза?» Мне хотелось это знать – потому что со стороны было непонятно.

Только я собрался сделать ей комплимент, сказать, что она прекрасно разбирается в людях, как у нее зазвонил телефон. Конечно, бойфренд, кто же еще. Я так привык к мобильным телефонам, постоянно прерывающим разговоры, что уже не представлял, как можно встретиться со студентами за кофе или поговорить с коллегами или даже с собственным сыном без того, чтобы в нашу беседу не вклинился звонок мобильника. Телефон спасал, телефон заставлял замолчать, телефон переводил разговор на другие рельсы.

– Привет, папуль, – сказала она секунду спустя. Я решил, что она мгновенно ответила на звонок, чтобы не беспокоить других пассажиров шумом рингтона. Однако то, как она орала в трубку, меня удивило. – Да это все из-за проклятого поезда. Он остановился, понятия не имею на сколько, но, должно быть, не больше, чем на два часа. До скорого. – Отец о чем-то ее спросил. – Конечно, старый ты пройдоха! Как я могла забыть? – Он спросил что-то еще. – И это тоже. – Молчание. – Я тоже. Очень-очень.

Она повесила трубку и бросила телефон в рюкзак, как бы говоря: «Больше нам никто не помешает». Потом натянуто мне улыбнулась.

– Родители, – наконец сказала она, имея в виду «Они все одинаковые, правда же?». Но потом объяснила: – Я встречаюсь с ним каждые выходные – я его служанка выходного дня, по будням им занимаются мои брат c сестрой и сиделка. – А после, не дав мне возможности вставить и слова, она спросила: – Вы это принарядились ради сегодняшнего вечера?

Ну надо же было так описать мою одежду!

– Я что, выгляжу принаряженным? – ответил я, шутливо повторяя использованное ею слово, чтобы она не подумала, будто я напрашиваюсь на комплименты.

– Ну, у вас в кармане платочек, рубашка выглажена. Галстука нет, но запонки вы надели. Я бы сказала, что вы подготовились. Немного старомодно, но очень элегантно.

Мы оба улыбнулись.

– Вы кое о чем забыли, – заметил я и вытянул из кармана пиджака краешек яркого шейного платка, а потом сунул его обратно. Я хотел показать, что чувство юмора у меня в достатке – я и над собой посмеяться могу.

– Как я и думала, – сказала она. – Принарядились! Не отставной профессор в воскресном наряде, но близко к тому. И что вы вдвоем делаете в Риме?

Когда уже она прекратит? Неужели я сам все начал, первым своим вопросом уверив ее, что мы можем столь неформально общаться? И все же я на нее не обижался.

– Мы встречаемся раз в пять-шесть недель. Он некоторое время прожил в Риме, но скоро переезжает в Париж. Я уже по нему скучаю. Я люблю проводить с ним время; на самом деле мы ничего не делаем, в основном гуляем, и обычно по одному и тому же маршруту: его Рим – в районе консерватории, мой Рим – там, где я жил, когда был молодым преподавателем. Обязательно обедаем «У Армандо». Он меня терпит, хотя, возможно, моя компания ему приятна, я так и не понял. Или и то и другое. Но эти наши прогулки стали ритуалом: виа Витториа, виа Белсиана, виа дель Бабуино. Иногда мы доходим до самого Протестантского кладбища. Это вехи нашей жизни. Мы останавливаемся возле каждого памятного места, как благочестивые люди останавливаются возле madonnelle — уличных святынь, чтобы воздать дань уважения Мадонне, и называем такие остановки своими вигилиями[3]. Никто из нас не забывает: обед, прогулка, вигилия. Мне повезло. Гулять с ним по Риму – само по себе вигилия. Куда ни пойди – натыкаешься на воспоминания: собственные, чужие, воспоминания города. Мне нравится Рим, когда наступают сумерки, сыну он нравится днем, и нам случалось зайти куда-нибудь на чай только для того, чтобы протянуть время до вечера и потом уже выпить.