Навстречу солнцу - [10]

Когда Садао отговорился, и место его у микрофона занял ещё один братчанин — Мотохито Тсуда, я высказал Накахаре недовольство его враньём, и попытался сделать замечание устроителям неприятного мне конкурса славословия. Но взвился сходу Нарийши Фукумару — тоже кровник, и тоже спасённый мною моряк — в молодости он преподавал на кафедре навигации Военно—Морского колледжа в Токушима. Он крикнул: Это не справедливо: «В толпе!, — так ты всех нас назвал, — много тех, кого ты выдернул с «того света»! Они отлично понимали, во что обходился тебе твой самоубойный альтруизм. И всю их жизнь после лагерей вспоминали и оценивали твои поступки относительно чужих тебе пленных японцев. Так цени это и ты, правдолюбец!…».

— Допустим, — ценю… Но мне очень стыдно! Такое множество встречающих… Столько людей! Видел подобное только в хронике: показывали встречу экипажа советского самолёта в Ванкувере; он прилетел из Москвы, преодолев огромные расстояния и даже Северный полюс!… Там всё было понятно — герои!… А я?…

— Что значит: «А я?»?! — Вмешался помалкивавший до поры Масаро. — У нас, мой друг, не так много доброжелателей, которые в трагические для народа времена бескорыстно помогали бы нам… Почему–то, лишь ты, из тысяч, окружавших, моего брата, протянул ему хлеб и руку… Об этом нужно знать всем нам! Не тебе, — им, которые пришли тебя встретить… Вообще, дурацкий какой–то разговор, и тема его дурацкая! А ты, — он хотел, видимо, ещё что–то сказать — злое, но удержался, — а ты, мой дорогой, не капризничай! Толпа не нравится? Шум раздражает? А ты не подумал, что все они, — которые пришли сюда повидать тебя, или хоть увидеть, — они устали тоже. Ты спал — или отдыхал просто — в уютном кресле, — пусть даже все тридцать часов. А многие из них добирались сюда, со своих островов и островков, по нескольку суток или даже недель — лодками, катерами, паромами. А сейчас — осень, — штормы, ливни, болтанка! А они все — старики! Больные, немощные, да ещё и раненые, и не по разу… Успокойся, ради Бога!

… И не сравнивай нас с ликовавшей канадской публикой, а себя — с лётчиками, добравшимися до Ванкувера, «покорив» полюс. Они его «покорили» в построенном для этого самолёте, тысячу раз продутом в Трубе, облётанном лучшими испытателями и напичканном американской навигационной техникой и едой, о которой ты представления не имеешь! Они «покорили»!

Ты, а не они, покорил полюс, даже не добравшись до него: что нужно было тебе вынести, чтобы выжить, вправду покорив остров в Арктике, где в годы своей молодости ты существовал на баланде из гнилого мусора и «жил» по десять месяцев в году в могиле штольни? Что?!… И потом — с чем прилетели они на «крыльях мира» к. множеству встречавших их американцев?… Ты привёз память о человеческой доброте и истинной дружбе. А те? Неужели, Ванкуверская визжавшая от восторга толпа не поняла: завершив испытательный полёт, новейший дальний бомбардировщик АНТ-25 «накрыл заданную цель!». Всё!

… «Заданная цель!»…

…Там, в Ванкувере, наши мальчики….

Они родились на забытом людьми и Богом крохотном прииске в Удерее, давно проглоченном тайгой. Родителей их — Алю и Виктора — убили ловцы, искавшие бежавших зэков. Когда, им исполнилось по 6 лет, в январе 1955 года, Нина привезла разыскиваемых милицией детей к нам в Москву. Сначала мальчики жили на даче Тёти Кати Гельцер. А когда в августе 1962 мы встретили у платформы «Окружная» подругу Нины по Сибири Машу Мельникову, они перебрались в просторный её дом с садом в Хлебниково.

Через три года наши мальчики переехали в кампус студенческого общежития МГУ, куда приняты были на биологический факультет. Тогда же из городского туристического клуба они: перевелись в спортклуб «Арктический», к Дмитрию Шпаро. И там, после летних пеших и зимних лыжных маршрутов по Северу России, они начали ходить по приокеаническому Заполярью.

По окончании Университета они были распределены во ВНИИ зерна. В том же году, 25 декабря, они вылетели в посёлок Певек, что в Чаунской губе Чукотки, чтобы оттуда полярной ночью пройти тысячекилометровым 25–и суточным маршрутом — на лыжах, с нартами — на Запад, до посёлка Чокурдах в устьи Индигирки. До того, в 1968 году, они прошли на лыжах в январе–феврале из Дудинки в Салехард, — это! около 1200 километров; в 1969 — от Усть—Оленёка до Дудинки, — около 1200 километров; и в 1970–71 — от Чёкурдаха до Усть—Оленёка, — примерно, 1300 километров.

И вот 25 декабря 1972 наши мальчики, обогнув с Запада остров Айон в Чаунской губе, ушли по утверждённому маршруту. И… пропали без вести. Поиски кончились ничем…

В действительности, от Айон'а они пошли на Восток. Севернее обошли остров Врангеля. И на 34–е сутки по выходе из Певека вышли к посёлку Барроу в Северной оконечности Аляски. Задуманный ими 15–ю годами прежде маршрут их жизни был пройден! После полутора лет пребывания в Анкоридже они, по оптации, натурализовались в Канаде. В Ванкувере…;

… Отшумел митинг на площади авиакомпаний.

Нас пригласили к машине. Томи Имаи усадил меня одного на её заднее сидение. Рядом с шофёром сел молодой человек. Отрекомендовался: — Ясуо Найто, — «представитель отдела внутренних новостей Газетного Концерна «Синкей шимвун». Я буду сопровождать вас всё время, которое вы изволите провести у нас. — … Он изъясняется по–русски характерным московским говорком, и идиомы у него наши, словно у коренного жителя первопрестольной. Спрашиваю его: — Где это вы так по–российски натаскались? — В Москве. Папа был многие годы пресс–атташе в России. И я с первого по 10–й, и даже по 11–й класс учился в школе на Кутузовском проспекте…..