Навстречу огню - [2]

Шрифт
Интервал

Писец широко раскрыл глаза: то ли от любопытства, то ли от испуга. Плиний точно определил — от испуга. И, положив ему на плечо тяжелую руку, продолжал диктовать:

— По мере приближения к Стабиям дым над Везувием становился бурым, его снизу кто-то словно бы освещает ярким пламенем. Можно подумать, что дым валит из огромной печи, в которой нестерпимый огонь…

— Вот! — вскричал писец. — Я поймал его.

На его ладони лежал матово-черный пепел. Словно лепесток черной розы — неясный, легкий, слегка колеблемый воздухом.

— Да, пепел, — подтвердил Плиний. — А вот и еще…


Немного спустя квадриремы шли сквозь пепельный дождь. Они могли потерять друг друга из виду, ибо начинало смеркаться по вине этого самого пепельного ливня.

— Курс на Стабии! Маяк по левому борту!

Рулевой передал приказ на корабли, шедшие кильватерной колонной.

Плиний Старший с большим интересом рассматривал приближающийся берег сквозь пелену сплошного — или почти сплошного — пепла. Море заметно изменилось: по нему пошли хмурые волны. А над конусом Везувия загорелся настоящий огонь, как в хорошей греческой пекарне. Огромные языки пламени, казалось, силились взметнуться до самого солнца. Но пока для этого, как видно, им недоставало силы: И гул тоже стал явственней — такой четкий, предупреждающий гул, исходящий из недр земли.

— Ты когда-нибудь слышал что-либо подобное, Архелай?

Писец ответствовал:

— Нет.

— Так запиши же! А на берегу видишь людей?

— Они куда-то бегут. Им, должно быть, страшно.

— Запомни и это! — И командующий продолжал диктовать: — Люди метались. Их было плохо видно сквозь пепельную мглу, но все же видно. Лица их выражали ужас… Они почему-то смотрят наверх… Ах, да! Это падали небольшие осколки пемзы… Они горячие. Один из них у меня в руке. Он легок, красив на вид, едва ли может причинить вред — в худшем случае жди небольшой царапины… Мы подвигаемся вперед осторожно, солнце скрылось, оно все реже появляется из-за плотной завесы. Потом снова скрывается…

Командующий скашивает глаза на писца. Тот явно скис. Наверное, поджилки у него трясутся, и Плиний решает подбодрить его:

— Послушай, землетрясение — бедствие. Согласен? И я так думаю. В таком случае, это бедствие надо знать. Досконально. Надо изучить его. Описать его. Знать начало его и конец. Это опасно? Думаю, что да. Я убоюсь, ты убоишься, Архелай… Кто же будет описывать? Кто же людям поможет? Кто расскажет обо всем правдиво? Вот я и полагаю: надо идти навстречу грозному огню, постоять рядом с ним и понять, кто он и что он. И только так! Ну, посмотри на меня: не бойся! Видишь? Я совсем не боюсь…

Так говорил Плиний Старший в день двадцать третьего августа, когда наступили сумерки взаправдашние, а не как следствие многочисленного пепла и пемзы.

Командующий направил квадриремы к судам Помпониана — боевого помощника, имевшего постоянную стоянку в Стабиях.

На берег сошли благополучно. Корабли выстроились в двух стадиях от него. Стабии оказались пустынными — ни души, не было даже собак и кошек. Все живое сбежало — благо море рядом, а многие просто на повозках уехали в сторону Рима, только бы подальше от этих мест.

Для командующего подыскали приличный дом, в котором еще не погас очаг. Устроились уютно.

Плиний Старший вышел на улицу. Отсюда хорошо был виден Везувий. Гора удесятерила свое огненное дыхание, все вокруг шипело и свистело, пепел сыпался сверху пуще прежнего, и пемза — тоже. Словом, стоял невообразимый хаос. В довершение жуткой картины засверкали молнии вокруг дымового столба Везувия. А раскатов грома пока не слышно было.

Архелай стоял рядом с восковой дощечкой и стенографировал.

— Это будет новая книга, — говорил Плиний Старший. — Надо все описать правдиво, а прежде того — все досконально узнать и понять.

Помпониан держался возле командующего, чтобы не сочли его трусом, ибо невозможно при здравом рассудке наблюдать происходящее хладнокровно да к тому же еще и диктовать свои впечатления стенографу.

Помпониан дивился: чего больше в Плинии Старшем — безрассудной военной храбрости или неподражаемого любопытства? И в том и в другом случае Помпониан не находил оправдания. Зачем лезть в пасть жестокому зверю? Зачем совать голову в гудящее и горящее жерло? Неужели в пятьдесят шесть лет надоела жизнь? А может быть, все это не так уж и опасно? Ведь Плиний Старший — настоящий ученый, многоопытный… Значит, надо довериться ему, не бежать от огня. Уверенность — большая защита в беде. И все-таки…

Помпониан говорит:

— Мне не нравится, что куски пемзы становятся все тяжелее. Голова у нас одна, и мне…

Командующий перебивает его, громко смеясь:

— Представь себе, и мне они тоже не по нутру. Один из них даже поцарапал мне руку. До крови. Но я думаю, что по ошибке.

— Ты хочешь сказать, что ему хотелось просто отрезать руку, но это не удалось?

— Да, примерно так. Видишь ли, отсюда совсем другое впечатление, нежели из Мизенума. Издали все это слишком красиво. Когда к этой красоте прибавляется страх — дело совсем другое. Должен сказать, что сами по себе ни огонь, ни дым не вызывают трясения почвы. Возможно, сильного трясения и не будет. Архелай, отметь это…

Продолжить чтение
Еще от автора Георгий Дмитриевич Гулиа
Абхазские рассказы

Настоящий сборник рассказов абхазских писателей третий по счету. Первый вышел в 1950 году, второй — в 1962 году. Каждый из них по-своему отражает определенный этап развития жанра абхазского рассказа со дня его зарождения до наших дней. Однако в отличие от предыдущих сборников, в новом сборнике мы попытались представить достижения национальной новеллистики, придать ему характер антологии. При отборе рассказов для нашего сборника мы прежде всего руководствовались их значением в истории развития абхазской художественной литературы вообще и жанра малой прозы в частности.

Сказание об Омаре Хайяме

«… Омара Хайяма нельзя отдавать прошлому. Это развивающаяся субстанция, ибо поэзия Хайяма – плоть от плоти народа. Куда бы вы ни пришли, в какой бы уголок Ирана ни приехали, на вас смотрит умный иронический взгляд Омара Хайяма. И вы непременно услышите его слова: «Ты жив – так радуйся, Хайям!»Да, Омар Хайям жив и поныне. Он будет жить вечно, вековечно. Рядом со всем живым. Со всем, что движется вперед. …».

Вивацца-младший

Рассказ о том, как у Джоаккино Россини возник замысел написать оперу «Севильский цирюльник».

Фараон и воры

«… И здесь увидели глаза землепашца то, что увидели: в просторной усыпальнице стоял ковчег. Весь он был желтый, потому что был выкован из золота. Занимал ковчег почти все помещение в высоту, и в длину, и в ширину. И был Тхутинахт вдвое ниже ковчега.Певеро зашел с правой стороны и толкнул ногою золотую дверь. И Тхутинахт упал на камни, потрясенный величием Вечного Покоя. И он запричитал:– О бог наш Осирис! О владыка владык, покоривший мир!И не скоро осмелился землепашец поднять глаза на золотые саркофаги, безжалостно вывороченные ломом Певеро.Мумия великого божества валялась на полу, и золотой урей украшал ее лоб.

Смерть святого Симона Кананита

«… – Почтенный старец, мы слушали тебя и поняли тебя, как могли. Мы хотим предложить тебе три вопроса.– Говори же, – сказал апостол, которому, не страшны были никакие подвохи, ибо бог благоволил к нему.– Вот первый, – сказал Сум. – Верно ли, что твой господин по имени Иисус Христос, сын человеческий, и верно ли, что он властвует над человеком в этом мире и в мире потустороннем?Апостол воскликнул, и голос его был как гром:– Истинно! Мы рабы его здесь и рабы его там, в царстве мертвых, ибо он господин всему – живому и мертвому!Абасги поняли старца.– Ответствуй, – продолжал Сум, – верно ли, что твой господин рожден от женщины?– Истинно так! – предвкушая близкую победу, сказал святой апостол.Сум сказал:– Скажи нам, почтенный старец, как согласуется учение твоего господина с учениями мудрых эллинов по имени Платон и по имени Аристотель? …».

Фараон Эхнатон

«Фараон Эхнатон» — повествование об одной из узловых эпох истории Египта (начало XIV века до н. э.), особенно богатой гениями зодчества, ваяния и живописи.

Рекомендуем почитать
Повесть о школяре Иве

В книге «Повесть о школяре Иве» вы прочтете много интересного и любопытного о жизни средневековой Франции Герой повести — молодой француз Ив, в силу неожиданных обстоятельств путешествует по всей стране: то он попадает в шумный Париж, и вы вместе с ним знакомитесь со школярами и ремесленниками, торговцами, странствующими жонглерами и монахами, то попадаете на поединок двух рыцарей. После этого вы увидите героя смелым и стойким участником крестьянского движения. Увидите жизнь простого народа и картину жестокого побоища междоусобной рыцарской войны.Написал эту книгу Владимир Николаевич Владимиров, известный юным читателям по роману «Последний консул», изданному Детгизом в 1957 году.

Забытое царство Согд

Роман основан на подлинных сведениях Мухаммада ат-Табари и Ахмада ал-Балазури – крупнейших арабских историков Средневековья, а также персидского летописца Мухаммада Наршахи.

Честь и долг

Роман является третьей, завершающей частью трилогии о трудном пути полковника Генерального штаба царской армии Алексея Соколова и других представителей прогрессивной части офицерства в Красную Армию, на службу революционному народу. Сюжетную канву романа составляет антидинастический заговор буржуазии, рвущейся к политической власти, в свою очередь, сметенной с исторической арены волной революции. Вторую сюжетную линию составляют интриги У. Черчилля и других империалистических политиков против России, и особенно против Советской России, соперничество и борьба разведок воюющих держав.

Дафна

Британские критики называли опубликованную в 2008 году «Дафну» самым ярким неоготическим романом со времен «Тринадцатой сказки». И если Диана Сеттерфилд лишь ассоциативно отсылала читателя к классике английской литературы XIX–XX веков, к произведениям сестер Бронте и Дафны Дюморье, то Жюстин Пикарди делает их своими главными героями, со всеми их навязчивыми идеями и страстями. Здесь Дафна Дюморье, покупая сомнительного происхождения рукописи у маниакального коллекционера, пишет биографию Бренуэлла Бронте — презренного и опозоренного брата прославленных Шарлотты и Эмили, а молодая выпускница Кембриджа, наша современница, собирая материал для диссертации по Дафне, начинает чувствовать себя героиней знаменитой «Ребекки».

Загадка «Четырех Прудов»

«Впервые я познакомился с Терри Пэттеном в связи с делом Паттерсона-Пратта о подлоге, и в то время, когда я был наиболее склонен отказаться от такого удовольствия.Наша фирма редко занималась уголовными делами, но члены семьи Паттерсон были давними клиентами, и когда пришла беда, они, разумеется, обратились к нам. При других обстоятельствах такое важное дело поручили бы кому-нибудь постарше, однако так случилось, что именно я составил завещание для Паттерсона-старшего в вечер накануне его самоубийства, поэтому на меня и была переложена основная тяжесть работы.

Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.