Навои - [20]

Алхимик как будто немного смягчился. Побеседовав с Султанмурадом, он не мог скрыть, что изумлен остротой ума и обширными познаниями юноши. Видимо сочтя неудобным отказать столь достойному человеку в просьбе, ученый принялся раскрывать перед Султанмурадом тайны своей науки. Изложив теорию древнегреческих и арабских мудрецов о строении мира и знаменитых «четырех элементах», Абд-аль-Ахад повел речь о том, что в основе этих элементов лежит нечто единое, некая субстанция, входящая в состав всех тел; что существует семь веществ, соответствующих семи планетам; золото соответствует солнцу, серебро — луне, медь — Венере и так далее. Но чем больше говорил алхимик, тем плотнее опускалась завеса тайны. Он делил металлы на две группы. Первую группу он называл «больными», страдающими пороками веществами. Со страстным волнением говорил он о том, что недостатки этих металлов можно устранить химическим путем и при помощи вещества, которое он назвал «эликсиром», возвести в высшую степень: ртуть превратить в серебро, медь — в золото. Напряженно слушая, Султанмурад устал до изнеможения. Наконец, когда из одного очага потянуло резким удушливым запахом, алхимик быстро поднялся и, подбежав к очагу, начал возиться с какими-то веществами.

Вечером Абд-аль-Ахад вскипятил в кувшине воду и разостлал дастархан. В той же комнате, где производились бесчисленные опыты, при мерцающем пламени свечи они ели хлеб с урюковыми косточками, рассуждая то о химии, то о стихосложении.

Со следующего дня молодой ученый со страстным воодушевлением отдался алхимии. Работая с различными веществами, юноша то и дело обжигал себе руки, прожигал одежду. Часами рассуждали они с Абд-аль-Ахадом о превращении веществ, иногда спорили. Принимаясь с рассветом за работу, Султанмурад не замечал заката солнца. Так он занимался пятнадцать дней подряд.

Тепло, точно ласковый сын, простился он с ученым и вышел за ворота его дома. Время было за полдень. Подходя к центру города, Султанмурад заметил в поведении встречных служилых людей и нукеров, в глазах прохожих, в суетливой беготне детей что-то необычное. Остановив красильщика, который быстро шел мимо, решительно размахивая окрашенными в синий цвет руками, Султанмурад начал было его расспрашивать Красильщик нетерпеливо ответил:

— Мулла,[52] у народа много бед. О какой тебе рассказать? — и почти бегом устремился дальше. Султанмурад быстро пошел следом за красильщиком. Перед зданием дивана на площади собралась огромная толпа. Больше всего там было городских ремесленников всевозможных профессий и оборванных дехкан из окрестных кишлаков. Люди были без оружия, но гнев, горевший в их глазах, сосредоточенное, суровое выражение лиц говорили, что это — страшная сила, вот-вот готовая взорваться.

Нукеры, охранявшие диван, были бледны и напуганы. Воровато оглядываясь, они жались по сторонам.

Султанмурад, как осторожный человек, который сначала нащупывает мели в страшном потоке, а потом устремляется в глубокие воды, стал прислушиваться к разговорам. Люди жаловались друг другу на несправедливость сборщиков податей, на тяжесть налогов; во весь голос ругали чиновников.

— Пусть они выйдут к нам, эти жирные собаки жрущие наш хлеб, наше мясо! — кричали сотни голосов.

Робкий на вид седобородый старик с плачем сетовал Султанмураду:

— Султан — мусульманин, везиры — мусульмане. Но даже иноверец не станет так притеснять свой народ. В стране исчезли справедливость и правосудие. Нас разоряют налогами, а пожаловаться некому.

Какой-то оборванный дехканин с перекошенным от злобы лицом прокричал над ухом Султанмурада:

— Не уйдем отсюда, пока не выдадут Туганбека!

— Какого Туганбека, брат? — спросил Султанмурад, трогая его за плечо

— Еще новая собака объявилась — Туганбек, знаем мы eгo, — отмахнулся дехканин и исчез в человеческом норе.

Султанмурад долго толкался среди возбужденных людей. Из отрывочных фраз, полных ярости и горя, он понял основную причину возмущения.

После того, как государь и многие везиры покинули Герат, Ходжа Абдулла, Ходжа Кутб-ад-дин, Низам-ад-дин Бахтияр и другие ведавшие налогами чиновники самовольно ввели новую подать. Пользуясь бесконтрольностью, они старались как можно скорее собрать деньги, но не в казну, а в свои карманы. Они применяли самые гнусные средства, всячески притесняли и обижали население, попирали его права. Султанмурад, посвятивший свою жизнь служению науке, обычно держался вдали от народа. Все мысли молодого ученого витали в небесах научных теорий, среди толстых книг, в области ученых словопрений. Что такое народ, чем он живет, о чем думает, чем болеет, — подобные вопросы не приходили Султанмураду в голову. Он считал народ скопищем людей, чуждых науке. Убежденный, что человек может стать совершенным только через науку, Султанмурад полагал, что бедствия народные, не видеть которых он не мог, являются только результатом невежества. Теперь же, став свидетелем бури народного гнева, он понял всю вздорность своих взглядов и идей. Ведь высшие чиновники, вроде Ходжи Абдуллы и Ходжи Кутб-ад-дина, тоже пользовались плодами науки; между тем они ради удовлетворения своей жадности и корыстолюбивых стремлений подвергали население непереносимым насилиям и обидам. Значит, дело не в одних знаниях! Чтобы управлять народом, чтобы сделать его жизнь сносной, нужно, кроме знаний, еще много других качеств.