Навои - [14]
— Останься здесь! Сядь! — сердито приказал Маджд-ад-дин.
— Рабыня в страхе приблизилась и опустилась на корточки, смущенно потупив взор. Два года тому назад, четырнадцати лет отроду, девушка была продана в наложницы Маджд-ад-дину. Бустан, хотя была с малых лет брошена судьбой в жестокие лапы жизни, стремилась сохранить свою чистоту. С первого взгляда на хозяина девушка невзлюбила его. Встречаясь с ним наедине, она несмела взглянуть ему в глаза.
Маджд-ад-дин опорожнил чашу, обтер бороду и усы шелковым платком и пристально посмотрел на девушку. Глядя на ее рубаху из грубой бязи, он подумал: «Если ее одеть в шелк и бархат, она станет во сто крат красивее». Поэтому, хотя минута казалась подходящей для разговора о любви, Маджд-ад-дин все же решил в благоприятный день послать Бустан в баню, одеть в дорогие одежды и лишь после этого заключить в свои объятия. Он протянул руку и махнул платком у самого лица девушки, поддразнивая ее.
— Мой цветок, я скоро найду тебе подруг. Что ты на это скажешь?
Невольница, которую от обращения хозяина бросило в дрожь, ничего не ответила и отвела глаза в сторону.
— Почему ты молчишь? Я приведу несколько красивых девушек, твоих ровесниц. Ты станешь главной над ними. Вы будете ходить разодетые, как девы из сада Ирема.
Страх и беспокойство девушки усилились, и она еще ниже склонила голову. На ее счастье в это время постучали в ворота. Бустан, словно птица, выпорхнула из комнаты и метнулась во двор, второпях надевая кавуши не на ту ногу. Вскоре она вернулась и доложила хозяину, что его кто-то спрашивает. Маджд-ад-дин поднялся и нехотя вышел во двор. Услышав в темноте знакомый голос Абу-з-эия, одного из крупнейших хорасанских богачей, он, хотя и обрадовался, принял еще более надменный вид. Поздоровавшись с гостей Маджд-ад-дин повел его в комнату.
Абу-з-зия сел на шелковый палас и, словно читая про себя фатиху, принялся гладить густую черную бороду, обрамлявшую его тонкое, худое лицо.
— Его величество султан оказывает вашей почтеннной особе большое внимание, — сказал Абу-з-зия, сдвигая свои густые, сходящиеся брови. — Если захочет бог, мы скоро поздравим вас с новой высокой должностью.
— Откуда вы это слышали? — пожал плечами Маджд-ад-дин, делая вид, что ничего не знает.
— Государь на одном из собраний вспомнил о вас. Я слышал об этом от друзей, бывших там.
— Такие слухи доходили и до нас… Государь не отказывает в доверии своим верным рабам, — сказал Маджд-ад-дин и тотчас же начал расспрашивать гостя о его делах. Купец ни словом не обмолвился о своих огромных караванах, которые вереницей тянулись от Индии до Китая, о блестящем положении своих дел и ожидаемых прибылях; он преувеличивал убытки и говорил только о неудачах.
Маджд-ад-дин знаком подозвал Бустан и приказал подать угощение, но гость решительно отказался.
— Мы только что были на пиру, — сказал он, иг-рая драгоценными перстнями, украшавшими его паль-цы. — Мы пришли к вам разрешить один вопрос. Не знаем, как вы на это посмотрите.
— Мы искренне намерены верно служить нашим друзьям, — сказал Маджд-ад-дин, складывая руки на груди.
Абу-з-зия наморщил узкий лоб. Прищурив по привычке один глаз, он пристально посмотрел на свечу. Потом наклонился к Маджд-ад-дину.
— Велика ли нужда казны в серебре и золоте? Маджд-ад-дин усмехнулся.
— Казну государя можно уподобить реке. Но есть и различие. Если вода прибывает, река выходит из берегов. А казна никогда не может насытиться драгоценностями.
— Очень верная мысль, — сказал Абу-з-зия. — В особенности у такого владыки, как государь ислама, — по щедрости своей он подобен Хатаму Тайскому: казна его никогда не будет достаточно полной. Благословенная природа нашего государя, кажется, склонна к пышности. Каждый день он, подобно Джемшиду,[46] устраивает пиршества и угощения, которые бессилен описать язык. Я, ничтожный, имею намерение потрудиться для пользы казны.
— Каким образом? — заинтересовался Маджд-ад-дин.
— Вашему достоинству ясно, что деньги приходят в казну от народа по капле. Ваш покорный слуга намерен всыпать их туда мешками, а потом понемногу собрать с народа.
— Понял, понял, — нетерпеливо сказал Мадж-ад дин. — Налоги, имеющие поступить от народа через соответствующих должностных лиц, на определенных условиях передаются государством вам на откуп. Вы это имеете в виду?
— Да, — ответил Абу-з-зия. — Если вы окажете мне в этом деле содействие, оно разрешится скорее. Можно также действовать через царевича Кичика-мирзу. Вы сами знаете, как лучше это устроить.
Маджд-ад-дин слегка наклонился и, полузакрыв глаза, размышлял. Он знал, как полезно поддерживать связи с торговыми людьми, и был убежден, что ему удастся устроить это дело. Однако он медлил с ответом, делая вид, что разрешает трудный вопрос.
— Вы, разумеется, не пойдете к государю с пустыми руками, — настойчиво продолжал Абу-з-зия. — Я приготовил большие подарки. Вам я тоже рад послужить.
