Навлекая беду - [2]

Судебные приставы в одинаковых синих пиджаках перестали обсуждать выписки из дел, служащие поправили новые галстуки, а стенографистка бросила на Энн испепеляющий взгляд и снова уставилась на синюю стенографическую машину[4] с тоненькими металлическими ножками. Так было всегда: мужчины обожали ее, женщины — ненавидели. Это не помешало ей устроиться на работу в юридическую фирму «Росато и партнеры», в которой нет ни одного мужчины. Поворот в карьере, достойный ее рыжих волос. Впрочем, сейчас речь о другом.

Она добралась до своего стола, положила портфель и оглянулась. Молодой человек в легком плаще сидел, как и было условлено, в первом ряду у прохода, прямо за ней. Энн незаметно с ним поздоровалась, потом села, открыла портфель и вытащила копии документов по ходатайству. Это ходатайство и тот молодой человек были ее последней выдумкой. «Чипстер» — первый серьезный клиент за все время, что она работает у Росато. Они с Гилом Мартином вместе учились на юридическом, и он нанял именно ее. Энн никогда не вела столь больших дел и поначалу сомневалась, по зубам ли ей такое. Может, и не по зубам. Рассудив так, она успокоилась.

Тут ей на ухо прошептали:

— С праздником!..

Энн подняла глаза.

Рядом стоял Мэт Букер. Он был на год старше двадцативосьмилетней Энн. Темные волнистые волосы, светло-голубые глаза, а ресницы такие густые, что справедливее было бы подарить их женщине. Эх, не будь он адвокатом противоположной стороны… Впрочем, эта ария из другой оперы. Мэт представлял истцов: программистку Бет Дитс и ее мужа Билла, который возбудил против «Чипстера» вторичный иск. Хотя за год, который она провела в Филадельфии, Энн ни с кем не встречалась, Мэт Букер оказался первым, кто смог ее заинтересовать. Пусть увлечение было искренним, но защитник противоположной стороны — увы — запретный плод.

— Отстань! — сказала она, но Мэт наклонился еще ближе.

— Я что, уже успел тебя пригласить?

В его шепоте чувствовался запах зубной пасты.

— Ты отказывалась триста двадцать девять раз. Смахивает на традицию. Останови меня, пока я не спросил тебя опять.

Энн вспыхнула:

— Мэт, а тебе не приходило в голову, что ты занимаешься сексуальными домогательствами? И это во время слушания дела о сексуальных домогательствах!

— Да ладно, тебе же нравится, а? Ну так, слегка?

Энн не ответила. Она принимала решение. Окружающие у нее давно перестали вызывать доверие. Но она знала Мэта уже год — столько, сколько тянется это дело. Он ее прямо-таки достал. Правда, он был на редкость самоуверенным типом, а Энн всегда ценила в мужчинах данное качество.

— Хоть чуть-чуть? Или и того нет? — не сдавался Мэт. Он держался за край полированного стола.

Энн решила попытать счастья.

— Ну хорошо. Вот закончится процесс, и я с тобой встречусь. Но не раньше.

— Правда? — Его голос сорвался. Забавно. Мэт всегда был таким выдержанным, а сейчас лоск как ветром сдуло. Он раскрыл рот от удивления. — Энн, ты что, под кайфом?

— Нет.

— Подтвердишь под присягой?

— Отстань. — Энн погрузилась в чтение резюме. — Я собираюсь надрать тебе задницу.

— А если я выиграю дело?

— Исключено. Ты не прав, и ты против меня.

— Мое последнее ходатайство удовлетворено, помнишь?

— То была одна битва — война еще впереди. — Энн покосилась на приставов. — А теперь отстань. И так всем известно, что ты за мной ухаживаешь.

— И ты отвечаешь мне взаимностью.

— Я никогда не кокетничаю с защитником противоположной стороны.

— Сама ты «противоположная сторона»!

Мэт фыркнул и отошел к своему столу. Позади него располагалось место для присяжных: перегородка из полированного красного дерева, за которой стояли четырнадцать кресел, повернутых так и эдак. Интересная декорация. Энн было любопытно, не расхочет ли Мэт с ней встречаться после того, как будет оглашено решение. Она думала о сидящем за ней молодом человеке, и ее мучила совесть. Второй камень на душе. Энн еще не научилась с этим справляться: очень уж мало практики.

— Всем встать! — крикнул из-за перегородки судебный пристав. За огромной новомодной кафедрой из красного дерева на обшитой панелями стене сияла золотая печать судебной системы Соединенных Штатов. Горели утопленные в стены светильники. Тускло поблескивали написанные маслом портреты в позолоченных рамах. Рядом с одним из них стоял судебный пристав. Он выпятил грудь, будто на ней полно орденов.

— Всем встать! Суд идет! Председатель суда — Альберт Д. Хофмейер!

— Всем добрый день! — обратился к присутствующим судья Хофмейер, появившись из-за двери; он нес толстую папку с материалами. Галерея, в свою очередь, поприветствовала коренастого низенького судью, и он стремительно прошел через зал. Края блестящей черной мантии мели по ковру. Не сбавляя хода, Хофмейер миновал американский флаг, поднялся на большое деревянное возвышение, со стуком положил папку на загроможденный стол, сел на стул и водрузил на место очки в роговой оправе.

— Добрый день, мисс Мерфи, — улыбнулся он сверху. Глаза у него так и сияли. В блестящих жестких волосах мелькала седина. Хофмейер нацепил на шею «бабочку» расцветки американского флага — свидетельство легендарного чувства юмора, слухами о котором полнился окружной суд.