Прижимая к груди почту, Элен Глисон отпирала парадную дверь, как вдруг кое-что привлекло ее внимание. В кипе газет и конвертов она увидела белую листовку с отпечатанными на ней фотографиями пропавших детей. Как ни странно, один из разыскиваемых малышей показался ей очень похожим на ее сына. Она разглядывала снимок, с усилием поворачивая ключ. Замок заело — наверное, из-за стужи. Машины и детские качели завалило снегом; ночное небо по цвету напоминало подмороженную чернику.
Элен все никак не могла отвести взгляда от белого листка. Крупный заголовок: «ВЫ ВИДЕЛИ ЭТОГО МАЛЬЧИКА?» Сходство малыша, изображенного на снимке, и ее сынишки казалось просто сверхъестественным. Такие же широко расставленные глаза, вздернутый нос, кривоватая улыбка. Может, все дело в освещении? Элен купилась на рекламу, утверждавшую, что особое покрытие светильника на крыльце отпугивает мошкару. На самом деле в теплую погоду мухи и комары вовсю роились возле лампы и весело желтели в ее ярких лучах. Элен поднесла снимок ближе к глазам, но ничего не изменилось. Два мальчика могли бы быть близнецами.
Как странно, подумала Элен. У ее сына нет брата-близнеца. Когда она усыновляла его, ей сказали, что он — единственный ребенок.
Разозлившись непонятно на что, она подергала ключ туда-сюда. На работе выдался трудный день. Скорее бы попасть домой! И кроме того, непросто удержать в руках одновременно дамскую сумку, кейс, кипу газет и писем, извлеченных из почтового ящика, и коробку с едой из китайского ресторана. Ноздри Элен уловили аромат свиных ребрышек под соевым соусом. У нее заурчало в животе, и она возобновила атаку на дверь.
Наконец замок подался, дверь распахнулась, и она почти вбежала в прихожую. Почту и сумку швырнула на столик у двери, сбросила с себя пальто и блаженно потянулась. В гостиной тепло и уютно. На окне — тюлевые занавески; диван в красно-белую клетку так и манит присесть, а еще лучше — прилечь. Обои украшены трафаретными рисунками в стиле кантри: коровами, сердечками. Возможно, кое-кто считает, что все журналисты обожают интерьеры в стиле хай-тек, но Элен вполне по душе пришлись немудрящие сердечки и коровки. Пластмассовый ящик для игрушек набит плюшевыми зверьками, детскими книжками с яркими картинками и фигурками из «Макдоналдса». Да, обстановка явно не подходит для фото в журнале «Дом и сад»!
— Мама! Смотри! — К ней бросился Уилл с листком бумаги в руке. Непослушная челка лезла малышу в глаза.
Элен тут же вспомнила снимок пропавшего ребенка. Сходство сына с неизвестным мальчиком снова поразило ее, но теплая волна любви растворила тревогу.
— Здравствуй, милый!
Элен раскрыла объятия, и Уилл ткнулся ей лицом в колени. Она подхватила сынишку на руки, поцеловала его в теплую шею. От Уилла пахло, как всегда, овсяными хлопьями и еще чем-то сладким, скорее всего душистым пластилином, кусочки которого прилипли к его комбинезону.
— Ух ты, мам, какой у тебя нос холодный!
— Он замерз и просит, чтобы кто-нибудь его пожалел.
Уилл засмеялся, заерзал, вырвался и показал ей рисунок:
— Смотри, что я нарисовал! Это тебе!
— Ну-ка, посмотрим! — Элен спустила сынишку с рук и взяла из его рук лист бумаги.
Лошадь пасется под деревом. Карандашный рисунок явно превосходит возможности трехлетнего малыша. Уилл — не Пикассо; кроме того, больше всего он любит рисовать грузовики, а не животных.
— Просто здорово! Замечательно! Большое тебе спасибо.
— Элен, добрый вечер! — Из кухни, приветливо улыбаясь, вышла няня, Конни Митчелл.
Невысокая, добродушная и очень уютная Конни напоминала Элен белую пастилу. Сегодня сходство подкреплялось еще и белоснежным фирменным свитером с эмблемой Пенсильванского университета. Конни выпустила свитер поверх широких, удобных джинсов, заправленных в сапожки из овчины. В уголках глаз — «гусиные лапки», в каштановых волосах, собранных в конский хвост, мелькает седина. Конни уже немолода и иногда явно утомляется, но это не мешает ей всегда быть бодрой и веселой.
— Как прошел день? — поинтересовалась Конни.
— Ох, даже не спрашивайте. А у вас как?
— Просто отлично, — энергично ответила Конни, и Элен в очередной раз поздравила себя с таким подарком судьбы. До Конни она сменила немало нянь и сиделок и знала: нет ничего хуже, чем оставлять ребенка с человеком, который вечно всем недоволен.
Уилл, по-прежнему взволнованный, размахивал рисунком:
— Я его сам нарисовал! Сам!
— Срисовал через кальку из книжки-раскраски, — тихо пояснила Конни, подходя к шкафу и снимая с вешалки свою теплую куртку на меху.
— Не срисовал, а сам нарисовал! — Уилл воинственно насупился.
— Да-да. Ты у меня просто молодчина! — Элен погладила сынишку по мягким, шелковистым волосам. — Кон, как прошел урок плавания?
— Замечательно! — Надев куртку, Конни ловко выправила конский хвост поверх воротника и взяла большую сумку со своими вещами. — Он плавал как рыбка. Уилл, расскажи маме, как хорошо ты сегодня плавал без доски!
Уилл смерил няню мрачным взглядом исподлобья. Такие мгновенные перепады настроения типичны для малышей и людей, страдающих маниакально-депрессивным психозом.
Конни застегнула «молнию» на куртке.
