Навеки твой, Лео - [60]

Я снова сжимаю его руку.

— На следующий день в больницу пришли его адвокаты, и он изменил завещание, оставил компанию целиком и полностью мне. У Лорен осталось достаточно средств, чтобы до конца жизни жить так, как она привыкла. Но компания на сто процентов моя.

Мы оба замолкаем на минуту, и я задумываюсь.

— Это Лорен была у тебя в номере в Сан-Диего и ответила на мой звонок? — тихонько спрашиваю я.

Он снова проводит рукой по лицу.

— Да. Она узнала, что я в городе, и застала меня в номере врасплох. Я потребовал, чтобы она ушла, или я вызову охрану. Я знаю по опыту, что она могла учинить, поэтому сказал ей, что пойду в душ и запру за собой дверь, и если, когда я выйду, она еще будет в номере, я ее вышвырну. Тогда я не был готов рассказать тебе об этом, поэтому и наврал. Но ложь копилась и копилась, и я не знал, как с ней справиться, не рассказав тебе все. Такая вот хрень. Я во всем виноват.

На секунду он замирает, а затем продолжает:

— И это она пришла в клуб, где мы были в тот вечер с Лэндоном и его другом. Джо, дежурный охранник, сообщил ей, где мы, когда она сказала, что она моя мать. Ну, больше он такой ошибки не совершит. Тогда я и решил, что нужно признаться. Только не знал, как это сделать.

Он делает глубокий вдох, кажется, немного приходя в себя.

— В общем, после смерти отца ко мне на следующий день прислали больничного психолога, и он мне понравился, он знал свое дело, мы поладили. После этого он стал регулярно навещать меня, и я открылся ему, впервые рассказал о своем прошлом, о тебе. Среди прочего он мне сказал вот что: «Бывает больно смотреть на прошлое, но можно либо убегать от него, заглушать его, либо учиться у него». Я убегал и заглушал. А это уже не действовало. Пора было учиться.

Я на минуту закрываю глаза, а когда открываю, у нас обоих на глазах слезы.

— Я понял, что не было ни дня, когда бы моей первой мыслью утром и последней перед сном не была мысль о тебе. Я принадлежу тебе, Эви. Так было всегда.

Он печально качает головой.

— Нужно было оказаться на волосок от смерти, чтобы понять, что необходимо что-то делать, и к черту все мои страхи. Я больше не могу притворяться, что тебя не существует. Но было страшно, я же не знал, как ты меня воспримешь. Врачам пришлось немного переделать мне лицо, не до неузнаваемости, конечно, но учитывая, что с пятнадцати лет я здорово изменился, я не был уверен, что ты меня сразу узнаешь. А Гвен, когда в первый раз увидела меня после больницы, сказала, что ей нравится, как врачи поработали над моим лицом. Как будто я устроил себе самоубийственную аварию ради бесплатной пластической операции. Гвен — это нечто.

Нам обоим удается слегка улыбнуться.

— А у тебя есть фото, где ты до аварии? — тихо спрашиваю я.

Он на минуту задумывается.

— Есть старые права. Вот. — Он достает из кармана пиджака бумажник, находит документ и протягивает мне. Я понимаю, о чем он. Он и до аварии был потрясающе хорош, но черты были как-то резче, без голливудского лоска. По правде говоря, он не так уж изменился, но мне кажется, что раньше он больше походил на мальчика, которого я знала. Хотя, может быть, дело в том, что теперь я знаю, кто он.

Я возвращаю ему карточку, а он продолжает:

— Выйдя из больницы, я возглавил компанию отца и сказал совету директоров, что переезжаю в Цинциннати. Приехал и отыскал тебя. Но я так чертовски нервничал. Да, все мои чувства сосредоточились на тебе, и я мечтал о тебе каждую ночь все эти восемь лет, но я же не знал, вдруг ты замужем, вдруг у тебя дети… Ничего не знал. И еще я спрашивал себя, на самом ли деле ты такая, какой я тебя знал, мечтал ли я о тебе настоящей или о той, которую сам себе придумал. Вот я и решил проследить за тобой, почувствовать тебя. И понял, что ты та же самая Эви, только, трудно поверить, еще прекраснее, чем я помнил. У меня от тебя дух захватило, а ведь я еще даже не подошел к тебе. Я думал, не представиться ли каким-нибудь знакомым, но не знал, как это лучше подать, и вообще, вдруг ты меня узнаешь. Я хотел разобраться, рассмотреть это со всех сторон, но ты меня опередила.

И пойми, я вовсе не пытался тобой манипулировать. Всего лишь через неделю после того, как начал следить за тобой, я понял, что влюбился в тебя еще сильнее, чем когда мне было пятнадцать. И не мог рисковать, сказав тебе правду, ты ведь могла убежать от меня.

В тот день ты застала меня врасплох, и пришлось принять решение на ходу. Я понял, что ты не узнала меня, и брякнул, что Лео погиб. Ты сказала, что он предал тебя, и я решил: пусть так и остается. Просто мне так хотелось быть рядом с тобой. Чтобы ты не отшила меня. — Он качает головой, его лицо растерянно. Я отвожу взгляд, я не готова ответить.

Я глубоко вздыхаю.

— Не знаю, Лео. Но я точно знаю, что не могу все свалить на тебя. Если честно, все это время мне чудилось между нами что-то такое знакомое, что-то все время мучило меня, а я предпочитала об этом не думать, даже наедине с собой.

Я замолкаю, и он позволяет мне собраться с мыслями, прежде чем продолжить.

— Я всегда умела выбрасывать из головы то, о чем не хотела думать, засовывать в дальний угол сознания. Наверное, поэтому я так хорошо сочиняю разные истории. Умение сбежать в страну грез было мне необходимо, чтобы выжить. Может, и с тобой было так же. В глубине души есть что-то, о чем я не разрешаю себе думать. Я позволила тебе лгать мне, потому что мне это было приятно. Теперь я это признаю.