Навеки твой, Лео - [59]

— Ты когда-нибудь пытался ему сказать?.

— Через пару месяцев после того, как все началось, я хотел рассказать Филу, но чувствовал себя чертовски виноватым и стыдился своей роли в этой ситуации. А если он мне не поверит? А если, наоборот, поверит и я уничтожу их семью? Смогу ли я жить еще и с этим? В конце концов я просто постарался онеметь. И потом — это уж совсем стыдно, — мне так хотелось иметь семью. Мне нравилось все, что они давали мне: роскошь, поездки, вещи, которых у меня никогда не было раньше. И от этого я ненавидел себя еще больше. — Он проводит руками по лицу.

— В любом случае в старшей школе я вытворял черт знает что. Протащил родителей через ад. Лорен помогала отцу вытаскивать меня из переделок по очевидным причинам, а бедный папа просто пытался помочь мне. Но какая там помощь! Он наверняка тысячу раз думал: «На кой хрен мы усыновили этого ребенка», однако ни разу не сказал ничего подобного.

Он проводит рукой по волосам.

— Когда я уехал в колледж, стало немного легче. Я наконец-то отдалился от матери, — он издает невеселый смешок, — и начал думать немного яснее. Мы с папой больше времени проводили вне дома, и наши отношения наладились. Он, должно быть, сомневался, что мне когда-нибудь можно будет доверить бразды правления в его компании, но примерно через год после того, как я уехал из дома, он спросил, хочу ли я работать у него. Я сказал «да», и мы окончательно сблизились. Это было здорово. Он был хороший мужик, трудоголик и ужасно рассеянный, но порядочный и добрый.

Ну а когда я окончил колледж, они с Лорен купили мне в подарок «Порше». В ночь моего выпускного вечера Лорен приперла меня к стенке в моей спальне и в очередной раз начала приставать. Я оттолкнул ее, она взбесилась и заявила, что, хотя не собиралась сообщать мне об этом именно таким образом, много лет назад она получила от семейного адвоката сведения о моем брате. — Гримаса боли искажает его лицо, но я не протягиваю к нему руки.

Я уже перегружена информацией и могу только слушать его и пытаться принять к сведению то, что он говорит. Столько лет, столько душевной боли, отчаяния и растерянности, и теперь я наконец знаю, что произошло. После короткой паузы Лео продолжает:

— Я постоянно просил Лорен хоть что-нибудь узнать, чтобы я мог съездить к Сету. А тут она сказала, что он умер три года назад от пневмонии, но она скрыла это от меня, чтобы не расстраивать. Не расстраивать, блин! Я практически растил этого ребенка с самого его рождения. А она мне выдает такое просто со злости, потому что я не захотел трахаться с ней.

Он замолкает, и я ничего не могу с собой поделать: хватаю его за руку и сжимаю ее. Он поворачивает голову ко мне. Гримаса боли снова появляется на его лице, и он продолжает:

— Я рванул оттуда, сел в новую машину и повел ее, как идиот, срезал углы, гнал на скорости, не просто опасной, а самоубийственной. Я потерял управление, протаранил сбоку полуприцеп, и машина перевернулась шесть раз. По крайней мере, мне так сказали. Я ничего из этого не помню. Я очнулся в больнице с головой, обмотанной бинтами, и с торчащими из меня трубками.

Я делаю глубокий вдох.

— У меня была сломана челюсть, раздроблена правая скула и сломан нос, восьмидюймовый порез на затылке, три сломанных ребра, разорванная селезенка, переломы обеих рук и ноги. Я провалялся в больнице шесть месяцев, пока меня собирали по кусочкам, в том числе лицо.

— О боже! — охаю я.

Он безучастно кивает.

— Мне оставалось одно — лежать и размышлять, так что в каком-то смысле мне повезло, что такое случилось. Часть меня действительно умерла и теперь возрождалась. У меня просто не было выбора, кроме как встретиться лицом к лицу со своими демонами. К несчастью, Лорен приходила ко мне каждый день, а бежать было некуда. Однажды, когда я пробыл там уже около месяца, она явилась и сказала, что убедила их отпустить меня домой после следующей пары операций, а она будет ухаживать за мной. Я запротестовал, разозлился и сказал, что мне уже больше восемнадцати, и я ни за что не позволю ей приблизиться ко мне. Она стала меня уговаривать, откинула одеяло и полезла ко мне в постель. — Он издает горловой звук отвращения, и я вздрагиваю. — А что я мог сделать? Я был в буквальном смысле беспомощен, чтобы остановить ее, и только орал, чтобы она отвалила и что я больше не буду молчать. И тут вошел отец. Она отскочила назад, наступила немая сцена, и наконец он сказал: «Так вот оно что? Вот почему ты ненавидел нас все эти годы». Как будто для него все вдруг встало на свои места. И тут он начал хвататься за грудь. Лорен закричала и вызвала медсестру. У него случился инфаркт.

— О боже, Лео, — шепчу я, и еще больше слез катится по моим щекам.

Он продолжает, но теперь его голос звучит устало, почти монотонно.

— На следующее утро он пришел в сознание, и мы решили, что он выздоравливает, но через пять дней у него оторвался тромб, и он умер. Это частое явление после инфаркта. В то утро, когда он пришел в себя, меня пустили к нему, и он положил руку на сердце и сказал, что ему очень жаль и что он не винит меня. Я плакал, как ребенок.