Навеки твой, Лео - [22]

На крышу рядом со мной падает камешек, и я улыбаюсь. Это Лео, знак того, что он близко. Я слышу, как он взбирается по решетке, потом ползет по крыше и наконец плюхается рядом со мной, плашмя, как и я. На нем мешковатые спортивные шорты, и я смотрю на его угловатые мальчишеские коленки.

Я смотрю на него, и он хмурится.

— Что случилось, Лео? — спрашиваю я.

— Что я такого сделал, что он так ненавидит меня, Эви?

Я перекатываюсь к нему, сгибаю руку и подпираю голову ладонью.

— Лео…

Но он перебивает меня:

— Он отослал моего брата в эту адскую дыру только для того, чтобы насолить мне. Дело даже не в Сете, а во мне. Он причинил вред невинному маленькому мальчику, потому что он ненавидит меня так сильно, что не может на меня смотреть.

Мои глаза наполняются слезами, потому что я знаю, что он прав. За те два года, что я знаю Лео, я поняла, что его отец — дьявол во плоти. Главной ошибкой Лео было то, что его мать когда-то изменила отцу и забеременела от другого. И из-за того, что Лео тяжко согрешил самим своим появлением на свет, его отец поставил себе цель — сделать его жизнь невыносимой. Вторая ошибка Лео заключалась в том, что он любил своего младшего брата Сета, у которого были диагностированы тяжелая форма аутизма и задержка развития. Поскольку отец знал, что Лео любит Сета, он использовал его, чтобы навредить Лео. Он швырял пивные банки в голову Сета, оставлял его валяться в собственных экскрементах весь день, пока Лео был в школе и не мог позаботиться о нем, он жестоко обращался с Сетом, чтобы причинить боль Лео. Самым отвратительным было то, что Сет был его собственной плотью и кровью, но он видел в нем только пешку, которую можно было использовать против олицетворения собственного гнева и унижения.

— Они отправили Сета в государственный приют. — Я слышу слезы в его голосе, поэтому придвигаюсь ближе, прижимаюсь к нему всем телом и беру его руку в свою. — Он там не выживет.

Лео попал в приемную семью из-за того, что отец избил его по полусмерти после того, как Лео попытался задушить его во сне за то, что отец угрожал отослать Сета в приют. Лео признался мне, что знал, что из этого ничего не выйдет, но был слишком переполнен страхом и яростью из-за того, что Сета могут отослать, и хотел отвлечь отцовский гнев на себя. Я тысячу раз говорила Лео, какой он храбрый, но он мне не верит.

— Мне плевать, что будет со мной. Я просто не хочу, чтобы за все расплачивался Сет, а он теперь расплачивается, потому что мать подписала бумаги, чтобы Сета забрали, хотя я знаю, что это была идея этого придурка — отправить его в приют. И я уверен, что то, что все свалили на меня, было удачным побочным эффектом.

Я молчу, но, возможно, правда в том, что с уходом Лео им стало слишком трудно заботиться о Сете. Ведь до того, как Лео отправили в приемную семью, он делал для брата все: менял подгузники, играл, купал и укладывал спать.

— Сегодня в суде этот сукин сын прошел мимо меня по коридору и прошептал: «Сет отвалил, парень. Надеюсь, выживет». Расхохотался и пошел прочь. Он смеялся, Эви! И мамаша не лучше. Просто таскается за ним, как будто загипнотизирована его неотразимой личностью.

Слезы стекают по его щекам, и я сжимаю его руку, будто это мой спасательный трос.

— Знаешь, они только затем и появились сегодня в суде — чтобы поныть, как им не повезло в жизни: один ребенок, то есть я, совсем пропащий, а второй — умственно отсталый. Наверное, решили, что судье станет их так жалко, что он отправит их в отпуск в тропики. — Лео смеется невеселым, глухим смехом. — Понимаешь, Эви, я так старался защитить Сета, но, по правде говоря, я такой никудышник, что ничего не вышло. Этот ублюдок прав насчет меня. Я всегда все порчу. Тем, кого я люблю, от меня только вред. Вот и тут я все испортил, потому что такой уж я есть.

Все, с меня хватит.

— Постой, — говорю я мягко, потом уже тверже повторяю: — Постой! Это неправда, Лео. И я не позволю, чтобы из-за этого жалкого подобия человека ты так думал о себе. Ты храбрый, сильный и благородный. Ты мой, Лео.

Лео успокоился, дышит ровно, но его тело все еще напряжено.

— Расскажи мне сказку, Эви, — наконец говорит он. Я делаю глубокий вдох и придвигаюсь еще ближе к нему, хотя ближе уже некуда. На дворе жаркая летняя ночь, и я уже вся потная от нашей близости, но не отодвигаюсь.

Мы оба молчим несколько минут, и наконец я перекатываюсь на спину и начинаю:

— Жила-была одна красавица, и, хотя у нее было ангельское личико, внутри она была пуста. Прямо в том месте, где должно было находиться ее сердце, зияла огромная дыра. Из-за этого недостатка людоед, такой же уродливый внутри, как и снаружи, смог ухаживать за ней, и она вышла за него замуж.

Но в конце концов красавица решила убежать от людоеда, потому что ей надоели его уродливое лицо и уродливый характер. Как оказалось, даже пустым людям трудно вынести столько уродства.

Она шла и шла, пока не вышла на тихий луг. Она легла посреди этого луга, впитывая в себя тишину ночи. Но она не знала, что поблизости скрывался огромный зверь, огромный лев с золотой гривой и громоподобным ревом. Пустая красавица лежала в поле, и зверь тихо приблизился к ней, и, когда она открыла глаза и увидела его, она была очарована, потому что никогда не видела ничего подобного. Он держал женщину одной тяжелой лапой, а ей, как ни странно, вовсе не было страшно, а только любопытно. Когда рассвело, красавица проснулась и подумала, что все это было только сном.