Навеки твой - [55]

— Любимая, мы должны три раза в день принимать наши таблетки, иначе нам никогда не поправиться, — прошептал он и поднес к ее губам стакан с водой, в котором уже плавали пилюли.

У нее была десятая доля секунды на размышление, не пора ли закончить игру и швырнуть ему стакан в лицо. Нет, лучше открыть рот, послушно проглотить лекарство и смириться с тем, что на какое-то время придется погрузиться в серую ватную стену. Юдит поклялась, что это в последний раз.

Ханнес удалился, и она сжала виски, пытаясь отогнать первые признаки отупления. До тех пор, пока она держалась за мысль о «Белле», ей удавалось удерживаться на поверхности мутного тумана. Сквозь поток мыслей и образов в сознании промелькнула Джессика Райманн, гордая успехами своей подопечной. И вдруг, как в эффекте домино, когда одна плашка влечет за собой в падении другую, Юдит стали открываться загадки — одна за другой: Белла — это сокращенное имя от Изабеллы. Изабелла, Изабелла, Изабелла — Пермазон, та, которая приобрела люстру. Разумеется, ей было знакомо это имя. Оно стояло первым в списке. Изабелла Пермазон. Написанное почерком Райманн с петелькой на букве «с».

Это случилось во время первой встречи с врачом в психиатрической больнице: Райманн сидела перед компьютером и изучала данные анализов. Юдит взяла листок и просмотрела личные данные. Ее взгляд задержался на незнакомых именах. А где остальные? — поинтересовалась она тогда у врача. Врач ответила, что здесь собраны пациенты с похожими диагнозами из архива больницы. Вверху списка — нет, она не ошибается, не могла ошибиться, — в самом верху было написано: «Изабелла Пермазон». Она и эта женщина в одном списке. Обеих связывает Ханнес. Один голос, одна люстра с кристаллами на двоих. Один и тот же дребезжащий звук. Один и тот же свет, и он становится все слабее и слабее. А еще тихие звуки. Туман накрыл Юдит с головой. Тесное пространство вокруг нее огорожено стеной и ничего не видно. Можно лишь погрузиться в сон. Заснуть глубоко, а потом…

2

Двадцать второе декабря выпало на воскресенье. Около десяти утра от Басти пришло сообщение, которое он послал из автомобиля, припаркованного на Нисльгассе: Ханнес и женщина, выдающая себя за тещу, вышли из дома, друг за другом, с небольшим интервалом. Не прошло и пяти минут, как Бьянка, которая была наготове и только дожидалась сигнала, забежала за Юдит и взяла ее будто бы на плановую прогулку. Следующие пятнадцать минут Басти отмычкой прощупывал ячейку замка той самой квартиры на пятом этаже, и вскоре дверь поддалась. Басти с Бьянкой остались сторожить на лестнице, а Юдит вошла внутрь квартиры 21.

— Эй, есть тут кто-нибудь? — произнесла Юдит для смелости и направилась мимо фотогалереи по цветочных коврам, по декорированным, обставленным мебелью в стиле бидермейер комнатам, где еще витал дух осени, прямиком к белой примыкающей двери.

Едва Юдит успела тихонько постучать по двери костяшками пальцев, как дверь открылась сама собой. Она с трудом подавила крик. Юдит была готова встретить здесь практически все, что угодно, даже то, что могло напугать до смерти, но только не в испуге уставившуюся на нее фигуру, очень похожую на мраморную или фарфоровую, но все-таки живую. Фигура с прямой спиной восседала на кровати в стиле французского модерна под лучами света, падавшими от плафона в виде подвешенного небесного глобуса огромной величины. Она ничего не предпринимала, а только смотрела на Юдит тусклым взглядом широко раскрытых немигающих глаз.

— Здравствуйте! — сказала Юдит уже тихо, так, чтобы и самой слышать свой голос. — Извините, что я сюда просто так…

— Ее визави с прозрачной кожей и гладко причесанными, длинными до плеч светлыми волосами прикрыла веки, будто собралась в одно мгновение из бодрствующей комы провалиться в сон, но тут же их приподняла, чтобы убедиться, в сознании ли она.

— Меня зовут Юдит, а вы, видимо, Изабелла? Могу я называть вас Беллой? Итак, я буду просто называть вас Беллой. — Юдит говорила тихо, почти шепотом, чтобы избежать малейшего потрясения. — Не хочу вам… докучать, но мы обе, у нас обеих общий… — Может, ей это показалось, но у женщины-куклы приподнялись уголки рта. — У нас общий… Я его хорошо знаю. Ханнес, не так ли? Ханнес Бергталер.

Юдит делала паузы, чтобы подстроиться под заторможенное соображение больной женщины, а заодно и под замедленное течение времени в этой комнате успокоения.

— Ханнес и я, в общем, я практически свалилась ему на руки. Это случилось в магазине в канун Пасхи. А после… Мне и в голову не могло прийти, что он… Он мне ничего не рассказывал. Ни слова о вас. Белла! Вы меня слышите? Понимаете, о чем я говорю?

Бледная женщина молча смотрела на Юдит. Секундная стрелка коричневых настенных часов отстукивала замедленное сердцебиение.

— Белла, надеюсь, мой вопрос не покажется вам бестактным, но для меня это очень важно. Вы действительно… его супруга?

Ее рот едва заметно подернулся, будто от боли.

— Можно я присяду к вам на кровать?

Юдит села, не дождавшись разрешения, и взяла безвольную руку женщины в свою. Некоторое время они молча изучали друг друга под ритмичный ход настенных часов, пока глаза Юдит не наполнились слезами.