Наваждение - [12]
– Мне плохо, расступитесь! Скорую! – бормотал он и смотрел из стороны в сторону блуждающим потерянным взглядом. Люди расступались, а одна женщина и вовсе перекрестились, глядя на Евгения. Таким образом он оказался внутри кабинета минуя очередь. Из глубины комнаты на него смотрели обе медсестры – белобрысая и смуглая.
– Сознание потерял?! – то ли спросила, то ли заявила светленькая. От вида Евгения ее лицо побледнело.
Евгений мотнул головой, выпустил слюни, что-то прохрипел, схватившись за горло, и сел на стул. После этого побледнела и смуглая медсестра.
– Нашатырю ему еще! – крикнула смуглая и куда-то убежала.
– Говорила же – посиди еще, а он рванул, – оправдывалась не понятно перед кем светленькая медсестра, – Ну как человека же просила!
Через минуту Евгений сидел на кушетке и нюхал нашатырь. Лицо его было бледным и напуганным. Юркие зрачки глаз сузились и нервно дергались. Кривой рот пытался изобразить улыбку, иногда выделяя густые слюни. Обе медсестры стояли рядом с ним, не понимая, что происходит, а главное, как себя вести.
– Здорово его шибануло. Приступ, видать! Сознание даже потерял, бедный! – говорила белобрысая темненькой.
– А… а как Вы иглы меняете в этих контейнерах? – аккуратно, все еще изображая приступ, промямлил Евгений.
– Чего?! – спросили в один голос обе.
– Иглы… ну как вы их меняете? В этом-то держателе.
– Бредит что ли? – спросила темненькая у светленькой.
– Просто меняем, молодой человек. И все! Чего тут объяснять-то.
– Покажите, – встрепенулся Евгений и резко посвежел. На его щеках выступили розовые пятна.
– Может, вам еще талмуд с правилами по забору крови принести. Там, наверно, страниц 100 будет. Давайте мы Вас в коридоре посадим, а то нам работать надо. Вам, судя по всему, уже легче.
Евгений поднял правую руку вверх и поднес ее ко лбу. Рука дрожала.
– Я боюсь, что упаду…, – снова начал он изображать приступ.
– Вот черт! Угораздило нас так влипнуть. А ведь день так хорошо начинался. Ладно, пусть тут сидит! – сказала смуглая медсестра и вызвала следующего пациента.
Но хотя Евгений и остался в кабинете, выяснить, как меняется игла в контейнере, так и не представлялось возможным – между ним и кушеткой висела штора. Плотная и непрозрачная. И как ни пытался он напрягать свой взгляд, ничего не помогало ему увидеть саму процедуру. Утомившись, он оставил свои попытки и посмотрел на стол светленькой медсестры, заваленный бумагами. На нем лежала мятая памятка, на которой жирным шрифтом было напечатано три буквы – В…И…Ч. Внезапно перед его глазами возникла девушка-студентка, у которой брали кровь до него. После этого в голове появилась еще одна тяжелая и нехорошая мысль.
«А вдруг она проститутка? И у нее на ВИЧ кровь брали. А потом этой иглой меня саданули и заразили»
Он тут же представил свои похороны, стоящих рядом детей. Потом свою жену и ее нового мужа. Потом – как они веселятся на его даче. А после занимаются сексом в его кровати. А он гниет в могиле и лишь старые родители изредка приходят почтить его память и вырвать траву. Все более и более причудливые мысли лезли ему в голову и, не выдержав напряжения, он встал и прокричал:
– А вы уверены, что не взяли мне кровь той же иглой, что брали у девушки до меня? Которая, между прочим, могла быть проституткой!
Обе медсестры встали со своих мест, и, пытаясь прийти в себя, смотрели на Евгения потерянным взглядом. Евгений не унимался:
– Да, проституткой! Она красивая, между прочим, и вот тут памятка на столе про ВИЧ! – зачем-то добавил он.
Через несколько минут Евгения вывела охрана. Он вырывался и кричал. А главное – требовал доказательств того, что иглу не использовали повторно. Через месяц он сдал анализы на все смертельные болезни, попросив жену наблюдать за всем процессом от начала до конца. Хотя и сам контролировал все действия медсестры. Результаты анализов, как и ожидалось, оказались отрицательными.
Перрон
Я помню, как подходил к перрону: на улице были лужи, покрытые тонкой коркой льда, грязь потвердела и уже не пачкала ботинки, а кое где выпавший снег лежал на земле отдельными островками. По небу плыли серые тучи: их тень падала на землю, сливаясь в некоторых местах с серым асфальтом. Солнце скорее напоминало луну: света почти не было, а отдельные лучики, проникающие сквозь тучи, почти не освещали землю.
Я шел в осенней куртке, которая не согревала меня. От этого я весь продрог и искал, где можно погреться. На перроне стояло небольшое здание – зал ожиданий. В нем помещалось от силы человек двадцать, да и то если стоя. Подходя к нему, я обратил внимание, что свободного места почти нет: люди расселись на скамейках, а кому не хватило места, сели на сумки и чемоданы. Я открыл дверь и почувствовал удушливый запах грязи, от которого стало противно и сразу захотелось уйти. К тому же где-то внутри плакал ребенок. Его пронзительный голос в сочетании с царившей духотой заставили меня выйти на улицу.
От снега перрон стал почти весь белый. И только изредка попадались серые островки асфальта. Кроме меня на улице не было никого. Чтобы не замерзнуть, я решил прогуляться вдоль перрона и дойти до самого его конца, считая по пути лавочки. Их оказалось семь. Последняя – стояла почти на самом краю перрона и казалась какой-то заброшенной и одинокой. Не многие люди доходили до нее и поэтому рабочие не чинили ее и не подкрашивали, как другие шесть. Мне захотелось присесть на ней и отдохнуть.
Повесть основана на событиях из жизни автора, занимавшего в разные периоды руководящие должности в американских нефтесервисных корпорациях, главным образом, в продажах. Его жизненный путь описан с помощью историй, которые имели место в реальности, и по сути являются отдельными рассказами, связанными общей сюжетной линией. Настоящие имена и фамилии главных героев изменены, в некоторых местах намеренно нарушена хронология. Данное произведение изначально планировалось для внутреннего пользования в отделах продаж компаний и задумывалось как некое пособие, однако оно переросло в отдельную художественную единицу со своим сюжетом, которая может быть интересна не только людям, работающим в продажах, но и широкому спектру читателей, никак не связанных с бизнесом.
Сборник рассказов московского писателя Николая Куценко «Свадьба» посвящен нашим современникам, молодым и старым, мужчинам и женщинам, их судьбам за последние двадцать лет. Особенностью сборника является то, что судьбы героев раскрываются в переломные моменты их жизни, «точки разрыва», когда личность, характер, отношение к миру проявляются подлиннее всего. Часто это состояние преображения, после которого герой либо находит себя, либо погибает. Странно и удивительно то, что в обыденных поворотах сюжета раскрывается философия бытия, новое понимание жизни и ее смысла открывается не только героям рассказов, но и читателю: откладываешь книгу в сторону и задумываешься, а не изменить ли и собственную жизнь, не начать ли жить в соответствии с истиной, а не случайными коллизиями происходящего?В этой книге вы найдете всё: любовь, измену, разочарование, глупость, подвиг и – ОТКРОВЕНИЕ.Нет малых и больших писателей, а есть те, кто честно в жизнь и в самого себя всматриваются, и те, кто пока по наив ности пытаются «выдумывать».У Николая Куценко все подлинно, все – жизнь.
Читая рассказы Куценко, вспоминаешь Чехова, Пантелеймона Романова, Шукшина. С последним Николая Куценко роднит тематика рассказов и характеры действующих лиц: это почти те же типы странных людей, «чудиков» или «чудаков», но герои современного автора более укоренены в реальной жизни. Пожалуй, в них можно узнать и самих себя в некоторых обстоятельствах, так как странными бываем и мы. Полковник, освободившийся от камней в почках так же решительно, как он освободился последовательно от семи жен. Малика, девушка из горного аула, которую выменял старый жених на старый автомобиль.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.