Наваждение - [10]

Квентин покачал головой.

— Нет. Но я отношусь к ней с большим вниманием. Она же ждет ребенка от моего брата, не так ли?

— Но, возможно, Конни нужно больше, чем просто забота о будущем ребенке, — предположила Эвелин. — Может быть, вы стали играть в ее жизни очень важную роль. Не исключено, что вы напоминаете ей Талберта.

Квентин заерзал в кресле.

— Глупости. Брат был совершенно не похож на меня.

Эвелин вдруг вся обратилась в слух. Голос Квентина звучал слишком запальчиво. Почему его так взволновало это предположение? Теперь Эвелин жалела, что не успела познакомиться с Талбертом.

— И все-таки Конни, возможно, надеется, что…

— Ни на что она не надеется, — резко перебил он ее. — Ей известно, какого я о ней мнения. И она знает, что я был категорически против их брака.

— Вы считали, что Талберт слишком молод для создания семьи?

— Когда они поженились, Талберту было двадцать два года. Достаточно для того, чтобы считать себя взрослым. Но недостаточно для того, чтобы взять на себя ответственность за жену и ребенка. И, конечно, он был слишком молод, чтобы умереть. Слишком молод, слишком избалован, слишком наивен, слишком упрям… Все слишком. — Губы Квентина исказились в горькой улыбке, в его бархатном голосе слышалась боль. Похоже, эта трагедия так и не стала для него прошлым. — Да, я был против женитьбы Талберта. В особенности против женитьбы на Конни. Талберт нуждался в твердой руке, которая держала бы его в узде, а Конни такая же, каким был он сам. Может, даже хуже. На двоих у них не набралось бы здравого смысла даже на то, чтобы нормально поджарить яичницу. — Квентин снова встретился глазами с Эвелин. — Это был совершенно неприемлемый, неразумный брак, обреченный с самого начала.

Эвелин удивил едва сдерживаемый гнев, зазвучавший в его голосе. Она прижалась к спинке стула, точно пытаясь избежать потока злобы и презрения, исходившего от Квентина. Вдруг она поняла, что Конни говорила ей правду. Квентин действительно презирал Конни и не скрывал этого. И в это мгновение, под тяжелым взглядом Квентина, Эвелин осознала, что ничто не сможет помешать ей поехать к Конни в Вермонт.

— Я поеду к Конни, — быстро, чтобы не передумать, сказала она. — Кажется, ей действительно нужен друг.

3

Когда Квентин приезжал в «Лесную сказку», ему казалось, что так должен чувствовать себя человек, который возвращается домой. Или почти так. Даже капризы взбалмошной Конни не могли испортить ему настроение. Квентин выехал из города и повел машину по извилистой дороге. На душе у него посветлело. Над головой смыкались ветви дубов, кленов и грабов. Он уже почти у цели.

Скорее бы. В последние дни Квентин провел много времени за рулем и в кресле самолета, и теперь у него побаливала спина. Он с радостью свернул на подъездную дорожку и припарковался на стоянке возле гостиницы.

Не выходя из машины, он любовался потрясающе красивым закатом, тонувшими в оранжевом свете осенними деревьями.

Отель «Лесная сказка» был расположен в самом чудесном месте на земле. В любое время года, при любом освещении пейзаж был прекрасен. Квентин все силы бросил на то, чтобы вернуть себе эту жемчужину. Ему хотелось сидеть вот так каждый вечер, любоваться закатом и сознавать, что все это принадлежит ему.

С легким шумом стекло дверцы автомобиля опустилось, и в лицо ему ударил чистый лесной воздух. Квентин выключил двигатель и откинулся на сиденье, наслаждаясь покоем.

Господи, как же он устал. Но пора возвращаться домой. Он и так в последнее время слишком часто оставлял Конни одну. И всякий раз боялся, что с ней что-то случится… Боялся. Ему было отвратительно это слово. Он не привык произносить его по отношению к себе.

Именно поэтому он чувствует себя теперь таким усталым. Похоже, страх отнимает все силы. Да к тому же бесконечные разъезды… Квентин заморгал, почувствовав, что засыпает. Хорошо было бы проспать всю ночь тут, под раскидистыми деревьями. Квентин не мог припомнить, чтобы раньше когда-нибудь испытывал страх. До тех пор пока его дяде не пришлось продать «Лесную сказку» и судьба «Блейн хоутел» не оказалась под угрозой. А раньше… жизнь была такой легкой, словно развивалась по некоему сценарию с запрограммированным счастливым концом.

И все же, даже когда дядя Эдвард едва не разорил компанию, Квентин испытывал не страх, а гнев и решимость все исправить. Он не сомневался, что сможет сделать это. Ему было даже интересно играть по-крупному и быть уверенным в выигрыше.

Пошевелившись на сиденье, Квентин попытался размять ноющую спину. Боль он может вытерпеть. А страх — нет. Страх и эти проклятые кошмары по ночам.

Квентин резко выпрямился, завел мотор и отправился в обратный путь. Почему он не может смотреть на сложившуюся ситуацию, как на игру, которую тоже нужно выиграть? Нужно вернуть тот сценарий, для которого он рожден. Может, после того, как он купит «Лесную сказку», после того, как ребенок Талберта появится на свет, кошмары прекратятся.

Он испытывал раздражение, что теперь все в его жизни зависит от этого ребенка. Он же слишком разумен, слишком практичен, чтобы верить в чудо, которое исцелит его. Кроме того, если все действительно зависит от этого ребенка, значит, по логике, теперь все зависит от Конни, от ее бесконечных капризов и перепадов настроения… Мысли о Конни заставляли его с большей силой давить на педаль тормоза, дабы оттянуть момент «счастливой» встречи. Но вот и дом, стоящий на холме в окружении могучих кленов.