Наука о боли - [8]

Обо всем этом с удивительной проницательностью записал Л. И. Толстой в своей повести «Смерть Ивана Ильича». Повесть эту Ромен Роллан и вслед за ним выдающийся советский клиницист И. А. Кассирский называют шедевром мировой и, пожалуй, медицинской литературы.

«… Но вдруг в середине боль в боку, не обращая никакого внимания на период развития дела, начинала свое сосущее дело. Иван Ильич прислушивался, отгонял мысль о ней, но она продолжала свое, и она приходила и становилась прямо перед ним и смотрела на него, и он столбенел, огонь тух в глазах, и он начинал опять спрашивать себя: «Неужели только она правда?». И товарищи, и подчиненные с удивлением и огорчением видели, что он, такой блестящий, тонкий судья, путался, делал ошибки. Он встряхивался, старался опомниться и кое-как доводил до конца заседание и возвращался домой с грустным сознанием, что не может по-старому судейское дело его скрыть от него то, что он хотел скрыть; что судейским делом он не может избавиться от нее. И что было хуже всего — это то, что она отвлекала его к себе не затем, чтобы он делал что-нибудь, а только для того, чтобы он смотрел на нее, прямо ей в глаза, смотрел на нее и, ничего не делая, невыразимо мучился».

И дальше, уже незадолго до конца: «С этой минуты начался тот три дня не перестававший крик, который так был ужасен, что нельзя было за двумя дверями без ужаса слышать его… Все три дня, в продолжение которых для него не было времени, он барахтался в том черном мешке, в который просовывала его невидимая непреодолимая сила. Он бился, как бьется в руках палача приговоренный к смерти, зная, что он не может спастись; и с каждой минутой он чувствовал, что, несмотря на все усилия борьбы, он ближе и ближе становился к тому, что ужасало его. Он чувствовал, что мученье его и в том, что он всасывается в эту черную дыру, и еще больше в том, что он не может пролезть в нее».

Вспомним, как описывает доктор Спасский состояние А. С. Пушкина после дуэли. «Боль в животе возросла до высочайшей степени. Это была настоящая пытка. Физиономия Пушкина изменилась, взор его сделался дик. Казалось, глаза его готовы были выскочить из своих орбит, чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса не было».

Вот почему перед медицинской наукой стоит важная, до сих пор не решенная задача,— научиться управлять болевыми ощущениями . Животное, лишенное болевой чувствительности, обречено на гибель. Для нормального существования и животные, и люди нуждаются в болевой сигнализации. Но в то же время человека необходимо вовремя освободить от сжигающей его силы и здоровье боли, которая в каждую минуту может из симптома превратиться в болезнь.

Однако проблема боли не является исключительной и неотъемлемой собственностью медицинской науки. Она имеет множество различных аспектов — анатомических, физиологических, психологических, фармакологических, юридических, социальных, религиозных. Она интересует в одинаковой мере врачей (хирургов, анестезиологов, неврологов, психиатров), общественных деятелей, представителей самых различных специальностей, имеющих и не имеющих отношение к медицине — теоретической и клинической.

Обычно различают боль сильную, среднюю и слабую. Сильная боль — боль невыносимая, снижающая физические способности и силу человека, изменяющая и уничтожающая его человеческие духовные качества, изнашивающая его, толкающая иногда на самоубийство. Она ломает человека. Он перестает сдерживаться и, не считаясь с окружающими, кричит, стонет, плачет. Самое страшное, что не всегда сильная боль является признаком тяжелого заболевания и показателем непосредственной угрозы жизни.

Нередко боль умеренная, терпимая говорит о гораздо большей опасности, чем сильная боль, от которой по образному выражению «стынет кровь в жилах». И нередко, наконец, очень тяжелые, неизлечимые заболевания протекают с умеренными, вполне терпимыми болями.

Психологический подход к изучению боли, утверждает Т. Шац, заключается в оценке условий, заставляющих человека в разных жизненных ситуациях фиксировать свое внимание на болевых ощущениях или же их игнорировать.

Нередко говорят и пишут о психогенных и воображаемых болях. Но вот что любопытно! Эти определения и врачи, и больные, всегда с некоторым оттенком неуважения или иронии, готовы приложить к чужой боли, но никогда не относят к своей. О собственной боли мы, как правило, «говорим с большой буквы» и никогда не включаем ее в разряд воображаемой.

Нельзя делить боли на органические и психические, утверждает Шац, так же как нельзя делить убийц на настоящих и изображающих их на сцене. Трагики — не убийцы и воображаемые боли — не боли. Сценическое убийство не имеет жертв, а воображаемая боль — повреждений. Воображаемые боли — боли психические, умственные, и лечить их должны психиатры.

Здесь особенно велики требования, предъявляемые к медицине. От умения, опыта и проницательности врача зависит не только спокойствие, но подчас и жизнь больного.

При определенных условиях боль может явиться условным раздражителем. В лаборатории И. П. Павлова была сделана попытка использовать в качестве условного раздражителя крайне болезненное электрическое воздействие на кожу.