Наука и жизнь, 2000 № 01 - [11]

— Наверное, в эту область углубляться не следует, так как математику популяризировать, на мой взгляд, невозможно… Нам остается только доверять математикам!

— Скажу одно: долгие годы только мы занимались «теорией чувствительности», которую сами и создали. Но теперь вокруг нее поднялся невообразимый «бум» во всем мире, и это приятно, потому что мы опередили всех на тридцать лет…

— В первую очередь эта теория применяется для анализа состояния планеты?

— Да. Из-за вырубки лесов в Амазонии и в Сибири, а это легкие нашей планеты, резко уменьшается объем биоты, то есть биологического вещества на Земле, которое и определяет жизнь. Варварское отношение к природной среде уже привело к катастрофическим последствиям. Очень много говорилось о «ядерной зиме», что наступит после термоядерной войны. Это, конечно, страшно. Однако наше отношение к природной среде по своим последствиям еще хуже, чем взрыв водородной бомбы. Мы губим себя! Речь сегодня идет не об отдельных государствах, а о планете в целом.

— Картина печальная… Но вы обещали затронуть еще одну тему: здоровье человека. Почему у вас появился интерес именно в этой области?

— Во-первых, потому, что мы все делаем для человека, а здоровье — богатство каждого. И во-вторых, 26 лет назад случай подтолкнул меня заняться этой проблемой серьезно. После гриппа я заболел хронической пневмонией и вынужден был два раза в год ложиться в больницу. Причем врачи говорили, что вылечиться нельзя. Я начал изучать литературу по пульмонологии и иммунологии и обнаружил много противоречий между тем, что получается при математической обработке данных, и теми процессами, которые происходят в человеке по представлению врачей. И вот я и мои ученики, которые только что закончили университет, начали развивать математическую иммунологию. Об ее эффективности можно судить по мне: я избавился от «неизлечимой» болезни. Кстати, механизмы такие же, как в атомной бомбе. Что бы ни происходило с человеком, его иммунная система работает одинаково: в организме идет своеобразная «цепная реакция», которая обеспечивает защиту от заболеваний. Нет, порошочками и укольчиками не вылечишь человека, нужно заботиться об его иммунной системе.

— И главный ваш вывод?

— Надо ходить пешком. Каждый выходной — пятнадцать километров!

— Все-таки кто вы больше: математик или биолог?

— «Гибрид»…

Гурий Иванович рассмеялся, и мы увидели очень счастливого человека.

Белковая наследственность — новая глава генетики

• На рубеже второго и третьего тысячелетий открыта особая форма наследственности • Так называемые прионные белки способны передавать информацию о своей пространственной форме от одного белка к другому без участия ДНК • Открытие белковой наследственности дает надежду на исцеление от неизлечимых сегодня болезней.

Е. ЗВЯГИНА, специальный корреспондент журнала «Наука и жизнь».

Генетика, начало которой было положено еще в прошлом веке опытами Меццеля, для большинства из нас до сих пор является молодой наукой. В России такой взгляд исторически оправдан: долгое время генетика в Советском Союзе считалась «буржуазной лженаукой». Возможно, именно драматизм истории генетики в нашей стране обусловливает непреходящий интерес к ней. На памяти старшего поколения — разгул лысенковщины. Закрывались лаборатории, выдающиеся исследователи оказывались в лагерях. Погиб в тюрьме наш крупнейший ученый, генетик с мировым именем Н. И. Вавилов. А в это время в Европе и США новая наука стремительно развивалась. Западные ученые делали ошеломляющие открытия в изучении механизма наследственности. И хотя наука не имеет национальности и по сути своей должна быть общечеловеческой, все же обидно, что в истории генетики последних десятилетий встречается так мало русских имен.

Сегодня отечественная наука снова переживает не лучшие времена. Запрещенных теорий теперь, правда, нет, но и заниматься исследованиями становится все сложнее: нет денег, нет необходимого оборудования. Почти все открытия совершаются в соавторстве с зарубежными учеными, предоставляющими свои лаборатории нашим исследователям. Угнаться за Западом отечественным ученым почти невозможно: даже по количеству исследовательских центров мы сильно уступаем Европе и Америке. А ведь в истории остается тот, кто совершил открытие первым.

И все же российским ученым удается идти в ногу со своими иностранными коллегами, а иногда и опережать их. Доказательством может служить история того, как была открыта особая форма наследственности — прорыв, ставший новым словом в фундаментальной генетике.

ПРИОННЫЕ БЕЛКИ

Как и многие другие серьезные открытия, обнаружение белковой наследственности было подготовлено несколькими разнонаправленными сериями исследований. Интересно, что ни один из коллективов ученых, совместными усилиями которых было сделано открытие, первоначально не ставил целью изучать механизм наследственности.

Пожалуй, начать стоит с исследований американского биохимика Стэнли Прузинера. Именно он обнаружил новый тип инфекции — прионную, за что получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 1997 году. Вероятно, читатели помнят скандал, разразившийся вокруг эпидемии коровьего бешенства в Англии. Белковые возбудители этой болезни (а также некоторых других смертельных болезней человека и животных — болезни Крейтцфельда — Якоба у человека, скрейпи у овец), поражающие нервную систему, мозг, и были названы прионами.