— А в чем вы видите опасность клонирования?
— Это пойдет во зло человечеству. Допустим, какого-то человека клонируют. Он сам не будет понимать сути происходящего, но начнется «засорение» человечества, так как каждый индивидуум несет в себе не только добро, но и зло. Тут возникают философские проблемы, но даже невооруженным глазом видно, насколько опасно клонирование для нашей цивилизации. Поэтому, когда я говорю о прогрессе биологии, хочу обязательно подчеркнуть: наука должна пойти по пути познания всех геномов человека для того, чтобы научиться лечить болезни, наследственные или приобретенные, в основном за счет изменения генофонда.
— И вы считаете, что это реально?
— В последние десятилетия пришло понимание того, как гены «распоряжаются» развитием человека. Причем многие, казалось бы, очевидные вещи приобрели иной смысл.
— Например?
— Считалось, что, если у человека, животного или растения появляются раковые клетки, это означает «начало конца». Однако последние исследования показали, что онкологические гены есть у каждого из нас. Не будь их, человек не смог бы сформироваться. Плод вырастает из одной клетки: оказывается, это действие онкологического генома, и именно он способствует тому, что клетки воспроизводятся с огромной скоростью. Есть еще «регулирующие» гены, которые и определяют, какому органу и как следует развиваться. В течение девяти месяцев в утробе матери идет гигантская наработка клеток, но как только человек появляется на свет, онкологический ген перестает работать — он отключается, «засыпает». Этот ген может «проснуться» в результате какой-то мутации. Тогда он начинает нарабатывать клетки одного типа, то есть возникает раковая опухоль.
— Но ведь это крайность, на самом деле организм способен регулировать рост клеток?
— Конечно. Каждый день в нем происходит приблизительно 1200 мутаций, и некоторые из них «будят» онкологические гены. Но в организме есть «киллеры», которые убивают опасные клетки, и тогда человек не заболевает. Тем не менее при старении организма его защитные свойства постепенно ослабевают, иммунная система изнашивается, «киллеров» становится меньше… Говорят, за жизнь происходит приблизительно пятьдесят делений клеток, а потом этот процесс прекращается. И вот тут онкологический ген вновь выходит на сцену: он становится «мусорщиком» (фактически «убивает» состарившийся организм).
— Вы же не генетик, не биолог!
— Ну как же! Я 26 лет работаю в этой области, так что можно считать меня специалистом…
— Все-таки вы прежде всего математик!
— Конечно.
— Но почему в XX веке вы, математики, сначала создавали ядерное оружие, способное уничтожить все живое на планете, а теперь пытаетесь продлить эти самые жизни?
— Гуманистические идеалы всегда были присущи ученым.
— Кстати, и вы, Гурий Иванович, начинали свой путь в науке именно с «Атомного проекта» в Лаборатории «В», что находилась в Обнинске…
— С 1953 по 1956-й я занимался водородной бомбой. Один проект делал коллектив академика Дородницына, другой — ученые Арзамаса-16, и им помогал академик Келдыш, а мы вели третий проект. Когда были готовы все варианты, то лучшим оказался «арзамасский проект». Самым интересным, как мне кажется, был наш вариант — «тритий-дейгериевый». Но у трития очень короткий период полураспада, его нужно все время обновлять и обновлять… А в Арзамасе-16 нашли такое соединение, которое почти не распадается, и это определило победителя в том соревновании.
— И что вы стали делать?
— Теперь, пожалуй, об этом можно рассказать… Я переключился на атомные подводные лодки. У нас было собственное направление: жидкометаллический теплоноситель для реакторов. Наши подводные лодки стали самыми быстрыми, их называли «охотниками». Одновременно мы принимали участие в расчетах первой атомной электростанции (и этим я горжусь!), потом других реакторов. Написал две книги, они опубликованы в США, Китае, других странах.
— И вам стало неинтересно?
— Принципиальные проблемы атомного проекта были решены, и через полгода я испугался: если бездеятельность продолжится, можно и деградировать… А тут началась организация Сибирского отделения Академии наук. К нам в Обнинск приехал академик Соболев, он познакомился с нашими работами и предложил нам с женой переехать в Новосибирск. А мы только что получили новую квартиру… Чуть позже с таким же предложением ко мне обратился академик Лаврентьев, и мы поехали. Работали там 18 лет, и это, бесспорно, были лучшие годы нашей жизни. В Новосибирске появились ростки того, что стало целью моей научной жизни — физика атмосферы. Проблема оказалась безумно трудной, но тем не менее мы стали пионерами в этой области.
— А следующий шаг?
— Мы начали размышлять: что же все-таки грозит планете? И пришли к выводу: изменение климата. Уничтожение лесов, болот, оказывается, играет исключительную роль в жизни планеты. Под влиянием антропогенных процессов климат может измениться настолько, что невозможно будет вернуться к тому состоянию, которое существует сейчас. Проблема устойчивости климата — важнейшая, она породила новую область математики, так называемые «сопряженные уравнения». Мы открыли их раньше, еще во время расчетов реакторов, но особое значение они приобрели при исследовании климата.
