Научная журналистика как составная часть знаний и умений любого ученого. Учебник по научно-популярной журналистике - [31]

С этими словами член фракции КПРФ Алфёров с помощью заранее заготовленной салфетки разрушил бокал до самого основания, а затем открыл заседание Государственной Думы. Большой, настоящий ученый, он за долгие годы работы в науке привык мыслить образами. Начинающий политик в нем не учел, что неточно выстроенная картинка была способна вызвать ассоциации прямо противоположные тем, к которым он стремился.

Глава 8 Журналистика – наука или искусство? Научная журналистика – искусство или наука?

Телеграфный столб – это идеально отредактированная ель.

Фольклор научных журналистов

«Относительность». Мауриц Эшер

Прежде всего чисто прагматический вопрос в американском стиле: какое нам дело до того, является научная журналистика искусством или наукой? На самом деле нам далеко не безразличен ответ на этот вопрос. Если это наука, то должны существовать какие-то очень четкие правила, которым нам, журналистам, надлежит следовать в своей работе, нечто вроде аксиом, теорем и алгоритмов, указывающих, что должно быть сделано, когда и как. Если же перед нами искусство, то в лучшем случае нам удастся понять, чего никогда делать нельзя, хотя, строго говоря, никакие рецепты и инструкции в искусстве вообще не правомерны.

Но сначала выясним, чем отличаются друг от друга понятия «наука» и «искусство» в смысле нашего анализа.

Думаю, вы согласитесь с известным историком науки Гюнтером Стентом, который писал:

«Мое понимание этих терминов основано на той точке зрения, что и искусство, и наука – это виды деятельности, нацеленные на поиск истины, для того чтобы потом сделать результаты этого поиска известными людям.

Художник ведет этот поиск во внутреннем, субъективном мире чувств. Поэтому творения искусства относятся главным образом к отношениям между частными эмоционально значимыми событиями.

Область поиска ученого, наоборот, внешний, объективный мир физических явлений. Его результаты поэтому относятся в основном к взаимосвязям между наиболее общими феноменами.

Таким образом, передача информации и осознание ее смысла лежат в основе как науки, так и искусства. Акт творчества и у художника, и у ученого состоит в формулировании нового осмысленного утверждения о мире вокруг нас в дополнение к тому накопленному человечеством интеллектуальному капиталу, который мы иногда называем нашим культурным наследием».

Отчего же так часто приходится слышать, будто наука и искусство суть две совершенно различные вещи? Не разумнее было бы считать, что творческий процесс, присущий им обоим, объединяет науку и искусство в большей мере, нежели объект исследований их разъединяет? Горячие дебаты в поисках ответа на этот с виду простой вопрос были инициированы в 1959 году знаменитой лекцией «Две культуры и научная революция», прочитанной в Кембридже Чарлзом Перси Сноу. Он был не слишком удачливым физико-химиком и известным литератором, а также экспертом в области научной политики. Но всемирную известность ему принесла именно эта кембриджская лекция, которая с той поры издавалась и переиздавалась бессчетное число раз и до последнего времени входила в список обязательной для ознакомления литературы более чем в полусотне университетов по всему миру.

Сноу утверждал, что необычный способ формирования его личности (что «по образованию он ученый, а по призванию – писатель») дал ему уникальную возможность увидеть истинную картину интеллектуальной жизни в окружающем его мире. С высоты своего особого положения он увидел, что среди образованной части общества нарастает разделение на две взаимно исключающие «культуры» – научную и литературную, которые не взаимодействуют одна с другой. Он назвал это отсутствие понимания между учеными и беллетристами «полярностью» и полагал, что оба полюса имеют весьма сильные заряды – естественно, противоположные. На положительном полюсе находились ученые и инженеры, обладающие прагматическим подходом к миру, которые, как говорил Сноу, «в костях своих несли будущее». На отрицательном полюсе собрались историки, философы, литераторы, все так называемые гуманитарии, а также художники, музыканты, артисты, все, кого Сноу называл интеллектуалами от литературы и обвинял в декадансе, то есть в упадочничестве, смотрении в прошлое и стремлении вести лодку общественной жизни против течения времени.

Как видите, этот «диполь» прямо противоположен тому, что существовал на математико-биологических школах, о которых речь шла в одной из предыдущих глав. Там два полюса, хоть и заряженные противоположно, стремились как можно ближе притянуться друг к другу, а не оттолкнуться по возможности дальше.

Но вернемся к Чарлзу Сноу. Самый известный пассаж из его знаменитой лекции характеризует его «свойственную лишь двоякодышащим амфибиям способность перебираться из физических лабораторий Кембриджа в литературные салоны Челси», как выразился по этому поводу Грэхем Бернетт, еще один, в добавление к упомянутому ранее Гюнтеру Стенту, известный историк науки. Вот эти слова Сноу:

«Множество раз я находился в обществе людей, которые по стандартам традиционной культуры были высокообразованными и которые с немалым удовольствием рассуждали о безграмотности ученых в вопросах литературы и искусства. Раз или два меня спровоцировали задать вопрос всем членам компании: мог ли кто-либо из них изложить второй закон термодинамики. Ответ был весьма холодным, он был также отрицательным. В то же время я спрашивал о том, что было научным эквивалентом вопроса: читали ли вы что-нибудь, написанное Шекспиром?»