Научи меня летать - [22]

Тадонг выбирался из кареты с медлительностью древнего старца. Мальчишка не стал тратить время на ступеньки — спрыгнул на землю и обежал экипаж кругом, забыв об усталости и боли в спине. То, что он увидел, поразило его.

У подножья невысокого холма приютилась деревенька. Такой бедности Хин не видел даже дома: шесть хижин, обветшалые и заброшенные, казались безумными старухами-великанами. Их волосы выгорели на Солнце, спутались и облезали клоками, их платья износились и потемнели от дождя и ветра.

Больше сотни людей, столпившись между хижинами, с любопытством смотрели, как один человек бьёт другого дубинкой посреди площади. Шестеро благородных ярким пятном выделялись среди копошащейся массы простолюдинов — их надёжно отгораживала от неё живая стена из отборных воинов, стоявших плечом к плечу. Каждый держал в руках копьё, а за поясом у них были длинные изогнутые ножи.

Тадонг, прихрамывая, подошёл к Хину. Торжество на его лице сменилось растерянностью и унынием. Уан остановился неподалёку и что-то проговорил, червь ему ответил. Келеф стал спускаться с холма, подобрав подол, Хахманух последовал за ним, держась на шаг позади. Тадонг окликнул кучера и захромал следом. Хин догнал червя и тихонько спросил:

— Что он сказал?

— Пора идти, — откликнулся лятх.

— А, — разочарованно протянул мальчишка.

Червь вздохнул.

— Пустыня поглощает деревню, вот что он сказал. Это гиблое место, и даже монстры обходят его стороной. А я ответил, что те, кто пригласил нас сюда, знают всё, и пытаются нас напугать.

Чужие уаны заметили гостей и поднялись из удобных кресел, стоявших в один ряд на возвышении. Воины расступились, грубо расталкивая зазевавшихся слуг. Во взглядах шестерых правителей Хин читал жестокость и хитрость. Он подумал, что должен как-нибудь присмотреться к глазам Келефа.

Избиение на площади продолжалось, толпа слуг и охранников громко кричала, и мальчишка не слышал в их голосах осуждения, только азарт и восторг. Он не знал, чем провинился несчастный, истекавший кровью в пыли, но в один миг он понял, что доблестные и благородные воины существуют лишь в его фантазии. Улыбающиеся уаны могли без предупреждения выхватить ножи, сделать охране всего один знак или кликнуть каждый свою свиту — та со звериным удовольствием разорвала бы на куски всех, кто не угодил её хозяину. Хин заметил, как нервно сокращаются сочащиеся слизью кольца червячьего тела, как обильно потеет и глупо улыбается Тадонг.

Лица уанов стали размытыми пятнами, а небо и песок сияли так, что их свет обжигал глаза, и никакие образы уже не достигали сознания — оглушённое, оно погрузилось в тишину и тьму. Но блаженному забытью не суждено было длиться долго. Тотчас, как показалось Хину, вернулись голоса: теперь это были редкие выкрики и назойливое жужжание десятков ленивых бесед. Потом он ощутил, что чья-то лёгкая рука, едва касаясь, лежит на его плече. Площадь опустела, но люди не расходились. Эффектный мужчина, одетый как положено уану, с недоброй, но чарующей улыбкой говорил:

— … настоящая беда. Уже третий год дождей выпадает так мало, что приходится прибегать к искусственному орошению полей. Мой далёкий предшественник боролся с падением урожайности методами, за которые мы по сей день вспоминаем его добрыми словами. Он велел призвать благословение Кваниомилаон на пустовавшие земли у речных берегов, снял несколько хороших урожаев и был так доволен, что учинил войну. Тем и закончились его начинания. Основать поселения у новых пашен он не успел, а после всех сражений его преемник не осмелился обязать людей обрабатывать землю за десяток велед от деревни. Конечно же, ему и голову не приходило, что дожди будут вымывать рыхлую почву. И что досталось мне? Обмелевшие реки с мутной водой и земля, уже ни к чему не пригодная.

Хину история не показалась интересной, но голос незнакомого мужчины, низкий, властный и весёлый, было приятно слушать. Чужой уан стоял рядом с Келефом, ожидая, пока воины поставят ещё одно кресло. Как только те отошли, закончив работу, рука на плече у Хина ожила: слегка надавила на ключицу и соскользнула, подтолкнув мальчишку направо. Тот понял, что его прогоняют, и, разглядев в указанном направлении Тадонга, стоявшего рядом с воинами, пошёл к нему.

Сил'ан опустился в крайнее справа кресло. Его единственным соседом оказался молчаливый мужчина, назвавшийся Парва-уаном. Марбе, до тех пор любезно развлекавший Келефа пустым разговором, вернулся на своё место в центре и принялся столь же увлечённо и легко болтать с двумя другими уанами: Теке и Роберой.

Турнир проходил так, точно у него не было ни правил, ни распорядителей. Разные люди, быть может, наследники уанов, выходили на площадь, когда им вздумается, и бросали вызов другим. Оружием были дубинки, ножи или копья. Иные смельчаки осмеливались вызывать на поединок и самих уанов. Так, один юнец указал на Марбе. Уан поднялся, отвёл за спину золотистые локоны и спустился с возвышения. Воины расступились, пропуская его.

Сил'ан казалось, что он смотрит тщательно отрепетированную постановку: ни один человек пока не отказался от вызова, уаны всегда побеждали. Так Марбе легко увернулся от удара ножом, направленного ему в живот и полоснул противника по запястью снизу. Тот выронил нож и пропустил ещё один удар: уже обагрённое кровью лезвие вошло ему в бок и прочертило широкую полосу по спине. Смельчак зашатался. Марбе с силой ударил его ногой в колено, и человек упал на песок. Если он и кричал, то его голос заглушили восторженные вопли толпы.