Натурщица Коллонтай - [48]

Шуринька, скажу тебе, что книжку твою, что он мне вручил, и гардероб с Верочкиными верхними одеждами я начала исследовать одновременно.

Сначала перебрала платья и чулки, и это было одно из самых сильных потрясений меня на тот момент. Верочка эта, хоть и покойница уже сколько, а совершенно не отстала от нашего времени и от веяний моды нынешнего дня: что верхние вещи, что зимний гардероб, что благоухания. Всё чуть-чуть умеренное, но и немного щегольское, выдающее женскую причастность и сколько потрачено на саму вещь.

И вся эта парфюмерия на голову свалилась, включая из Франции, о чём мечталось со школы ещё, как только географичка та наглая, в 48-м году мной уволенная, про неё рассказала, про климат, и что лучшие запахи делает она в мире, не сравнимые ни с какими любыми другими благовониями всех растений, народов и стран.

Убедилась теперь, так и есть на деле. Стала менять их через день на третий, потому что первого дня хватало вперёд на оба последующих: и по бездне основного запаха, и по силе остаточных ощущений на другие сутки. А платья по росту пришлись впору, но по талии и стройности отдала подгонять.

Сделали.

Лео ахнул, у него даже немного намочились глаза. Наверно, Верочку снова вообразил на моём месте. В тот день, кажется, и были у нас с ним последние по сегодня близкие отношения между женщиной и мужчиной. Вероятно, его так не на шутку возбудил мой новый вид, что всколыхнул прежнюю силу и желание иметь Верочку как меня. То есть нет — меня как Верочку его покойную.

Говорю:

— С кем тебе было в постели приятней, только честно?

Он:

— Такие вопросы не задают, Шуранька, это моё глубоко личное, даже от тебя. Веранька была мне не просто жена, она была судьба моей жизни, мы с ней прошли большой путь от самого низа до самой вершины, и ни разу за всё это время я не позволил себе влюбиться ни в одну другую женщину. Отдельные эпизоды бывали, не скрою, но это никогда не касалось ни моей души, ни факта предательства, а только фрагментарной измены в части мужского естества, да и то под действием разовой и бесследной случайности. Да и нельзя нам, было и есть, — не та, видишь ли, у нас работа, у карьерных дипломатов.

Я:

— А нерасписанным жить вам не запрещают?

Он:

— Не приветствуют просто, но лучше никому и не знать, во избежание.

Я:

— Во избежание от меня, когда надоем?

Он:

— Не говори глупостей, милая, ты же сама всё ещё замужем, так что не нагнетай, пожалуйста. Разве нам с тобой вместе плохо?

Я:

— У меня как-никак трое детей, Лео, а муж мой только на бумаге. Тем не менее поклонников даже с этим прибавком у меня на кафедре пруд пруди, однако моё пристрастие принадлежит только тебе. Пока.

Вижу, помаленьку вгоняю его в ступор, напрягаю словами своими про ухажёрские пруды. Задёргался. И реагирует.

Он:

— Дело не во мне, Шуранька, ещё раз повторюсь, а лишь в тебе самой. Как только станешь свободной по документам, милости прошу, распишемся на законном основании. Я уже больше ничего себе для жизни искать не намерен, ты моя вторая судьба, иначе не подвернулась бы твоя нога в луже той перед моим домом.

Нет, ты поняла? Слабый нажим всего и легчайшая провокация без ущерба для совести. Я это для себя отметила, и только после этого занялась книжкой, которую не открывала до поры до времени. Про тебя, которую ты написала, с главными статьями и положениями про самое важное в твоей жизни.

Надо сказать, удивила ты меня, бабушка, немало.

Но сначала самое наипервостепенное!

Наконец, я тебя увидала воочию, Шуринька! Всё не случалось мне с лицом твоим познакомиться. А тут портрет в пол-листа с бюстом по пояс, так что можно рассмотреть все малейшие детали нашей схожести. Знаешь, я нашла, и немало. Смотри сама.

Во-первых, похожие бусы, несмотря что перешли ко мне от Верочки, и это не может быть случайным фактором нашей родственности, потому что Паша говорил, когда жили с ним, что даже волос с человека не падает без влияния на него судьбы и предначертанности.

Потом брови вразлёт, как луки.

И губы похоже сжимаю, как ты.

И весь остальной облик вообще в принципе по образу и подобию общей гармонии.

Не разочаровала, в общем, а только ещё больше усилила.

Теперь об удивлении.

Лео говорил, почитай насчёт лёгкости в отношениях. Я пробежалась по тебе и нашла разное, столкнулась даже с заметными глазу противоречиями.

Смотри.

С одной стороны, пишешь, что половой подбор должен строиться по линии классовой целесообразности. В любовные отношения не должны вноситься элементы флирта, ухаживания, кокетства и прочие методы специально-полового завоевания. И ещё ты, оказывается, призывала революционных матросов не только к борьбе, но и к свободной любви, верно?

И что женщина не должна скрывать своей сексуальности?

И что удовлетворить свои сексуальные потребности так же легко, как выпить стакан воды?

И не ревновать, а шуровать самой, как ей вздумается, как ей подсказывает её внутренний зов, откинув сказочку про мораль и всё такое?

Тогда получается, прав Леонтий Петрович про тебя и про весь наш род?

А с другой — ты там же настаиваешь, в своих двенадцати заповедях про крылатого эроса, что надо поменьше полового разнообразия, что любовь должна быть моноадриатической, когда одна жена одному мужу только достаётся, и привет, и что половая связь есть всего лишь конечное завершение глубокой и всесторонней симпатии и привязанности к объекту половой любви.