Natura bestiarum - [87]

— С того, что ты понял, что к чему, еще вчера, а у него пока лишь только подозрения.

— Я обязательно продолжу принимать от тебя лавровые венки, — вздохнул Курт, осторожно двигаясь к лестнице. — Только после — если сейчас Ян не поднимет шума, и вся эта братия, собравшись кучей, не закончит то, что начал наш мохнатый приятель.

— Думаешь, поднимут руку на инквизитора?

— И опустят, — серьезно согласился он, понизив голос, когда на них обернулся Карл Штефан. — Посему — будем надеяться, что меня хотя бы не срубит в беспамятство; если не отбиться, так, быть может, сумею хотя бы отбрехаться… Идем.

Ступени лестницы, когда Курт двинулся вперед, показались вдвое выше, стена, о которую он опирался, словно уплывала из-под ладони в сторону; горечь в желудке подобралась к самому горлу, и от любого движения по всему телу в голову словно простреливала молния. Лестница все тянулась и тянулась, кажется, становясь все длинней и длинней, и заставить себя поднять ногу для следующего шага было все труднее с каждым мгновением. Ступени кончились, когда из-за поворота коридора донесся испуганный голос Амалии и громко хлопнула дверь. Зажмурившись, чтобы хоть немного изгнать из головы боль и цветных мошек, Курт приостановился, переводя дыхание, и снова пошел вперед, пытаясь ускорить шаг.

— Ну, Бруно, самое время начать молиться, — выговорил он тихо, толкнув створку двери в комнату Хагнеров.

Макс застыл у дальней стены, напрягшись, точно перед прыжком, Амалия, бледная, словно снег за окном, неотрывно смотрела на руку Ван Алена, стоящего у порога — ладонь охотника лежала на рукояти железного меча, висящего у пояса.

— Какого черта ты тут забыл? — не оборачиваясь, поинтересовался тот, когда помощник, войдя следом, закрыл за спиною дверь. — Ты вообще должен лежать в постели.

— Не думаю, что сейчас самое подходящее для этого время, — возразил Курт, медленно обходя его стороной и шаг за шагом приближаясь к Хагнеру. — Что тут происходит?

Амалия молча сжала губы, пытаясь не заплакать, подняв на него дрожащий взгляд, и Ван Ален вздохнул:

— Впрочем, может, и хорошо, что ты здесь. Это по твоей части.

— Что именно? — царапая горло каждым звуком, уточнил Курт; охотник кивнул:

— Сейчас все поймешь… Этой ночью, когда все сбежались на шум, эти двое продолжали спать, как убитые. Никто не появился — ни она, ни мальчишка. Потом я решил — проснулись, но не стали выходить, испугались. Но. Позже, ближе к утру, Мария кое-что мне рассказала. Когда мы выгнали ее снизу, она, понятное дело, тоже испуганная, решила постучаться в комнату к ним — ей было страшно оставаться одной. И — знаешь что? Они не открыли. Не «не впустили к себе» — за дверью просто-напросто была тишина. Если бы они проснулись на стук и не захотели открывать, хоть что-нибудь, да сказали бы, верно? Так что ж — спали? Никто не сможет продолжать дрыхнуть, когда к тебе в дверь ломится испуганная девица, жаждущая общения.

— Бывает всякое.

— Да? — усмехнулся Ван Ален. — Однако сегодня утром, когда мы повстречались с вервольфом снаружи, когда вернулись — они оба явились уже через минуту. Примчались, как на пожар, хотя шума и криков, скажу, было куда меньше. И последнее. Я надеялся постоять под дверью и послушать, о чем будут говорить — после завтрака они ушли как-то уж больно поспешно… Я даже не успел как следует пристроиться и в первые же мгновения услышал главное. Знаешь, что они стали обсуждать тотчас, как только вошли? То, что нельзя навесить на него столько железа незаметно для всех нас.

— Вот как, — отметил Курт неопределенно, сделав еще два шага и оказавшись между ним и Хагнером; охотник нахмурился:

— И все? И это все, что может сказать инквизитор при исполнении, узнав, что в соседней с ним комнате обосновался оборотень?! Это я слышу от знаменитого Молота Ведьм?! Мальчишка — вервольф, доходит это до тебя?!

— И что же, по-твоему, он делал этой ночью?

— Откуда мне знать! Бегал под стенами, пытаясь вместе со своими приятелями вломиться внутрь!

— И для этого, уже будучи внутри, вышел наружу?

— Что-то я тебя не совсем понимаю, — раздраженно бросил Ван Ален. — Ты сомневаешься в моих выводах или…

Он вдруг запнулся, оборвав самого себя на полуслове, и замер, переводя все более мрачнеющий взгляд с Курта на по-прежнему молча стоящего поодаль Хагнера.

— Ах, черт… — выговорил охотник, наконец, отступив на полшага назад. — Поверить не могу… И давно ты знаешь?

— Этой ночью, — не ответив, сообщил Курт, — Макс был в дальней комнате — той самой, из окна которой мы с Бруно обороняли запасную дверь. Он провел там все время с вечера до утра и никакого отношения к происходившему не имел.

— Давно ты знаешь? — повысил голос Ван Ален; он вздохнул.

— Со вчерашнего дня.

— Невероятно, — засмеялся охотник нервно. — Просто невероятно… Ты знал, что среди нас зверь, и молчал? Да что ж здесь — все скопом с ума посходили?

— Присядь, — предложил Курт, кивнув на табурет у стола, отчего комната перед глазами едва не опрокинулась вниз потолком.

— К черту! — отрезал Ван Ален, сжав лежащую на рукояти ладонь в кулак. — А ты — лучше отойди. Не знаю, что сейчас творится в твоих мозгах, но, боюсь, в твоей неспокойной жизни по голове тебе доставалось слишком часто.