Наташа и другие рассказы - [28]

Несколько дней кряду я просидел в подвале. Меня не тянуло выходить, встречаться с друзьями, подгонять товар. Я чувствовал, что запачкан всем, что знал. Мне было слишком много известно о дяде. Я знал такое, что племянник шестнадцати лет знать не должен. И когда мама пригласила дядю на ужин, чтобы как-то его ободрить, я сидел напротив него, и меня не покидало ощущение, что между нами установилась какая-то неловкая связь. Такая связь возникает между двумя мужчинами, которые обладали одной и той же женщиной. Меньше всего, особенно при сложившихся обстоятельствах, мне хотелось ощущать такую связь со своим дядей, который был почти в три раза старше меня. Но это чувство было сильнее моего стремления от него избавиться. Слишком живо я видел их вместе. Все, что дядя делал за ужином — говорил, ел, пил, — напоминало мне, что он был с Наташей. Именно этим ртом, которым он говорил, именно этими руками, которыми он расправлялся с едой, всем своим физическим естеством он был с Наташей.

В череде дней, потянувшихся за Наташиным отъездом, самым тягостным оказался день, когда дядя пришел к нам ужинать. За столом он ни разу не упомянул о Зине и Наташе. Ни о чем другом никто из нас и думать не мог, и, что характерно, именно этой темы мы не касались. Зато дядя длинно и подробно излагал историю палестино-израильского конфликта. Арафат, Рабин, Бен-Гурион, Бальфур, Бегин, Насер, Садат. Я пытался понять, что удерживает дядю на плаву. Что ему сулит жизнь. Почему он не покончил с собой. Глядя на него, слушая его рассуждения, я понял, что ничего не могу для него сделать. И мне стало легче.

На следующее утро я прекратил добровольное уединение и направился привычной дорогой к Руфусу. До конца каникул оставалось еще несколько недель. Меня ждали книги и прочие радости лета. Уединившись от всех, я избегал телефонных разговоров. Руфус, по своему обыкновению, оставлял какие-то загадочные сообщения, звонили и другие приятели. Судя по их возбужденным голосам, в нашем кругу происходило что-то необычное. Жизнь продолжалась без меня. Разговоры, находки, всякая всячина, новая и важная. Из-за Наташи я выбился из привычной колеи и теперь был готов вернуться и занять свое место в обществе.

Подходя к дому Руфуса, я не удивился, увидев фургон компании по устройству бассейнов и большой грузовик с грунтом. Землекопы тачками вывозили землю с участка и ссыпали в грузовик. Им навстречу шестеро ландшафтных рабочих несли на плечах трехметровые дорические колонны. С заднего двора доносились звуки «Кармен» Бизе. Такого в нашей округе еще не видывали.

Позади дома, как я заметил, собрались почти все мои приятели. Эти ребята, как и я, никогда по-настоящему не работали, болтались в подвалах, читали, курили, занимались онанизмом. Сейчас они рассыпались по двору и вместе с рабочими что-то тащили, копали, выравнивали, тянули наверх. Судя по их виду, все были довольны. Даже увлечены. Им уже удалось преобразовать двор Руфуса. Грандиозная яма в несколько метров глубиной занимала чуть ли не весь участок. Ее оградили оранжевым пластиковым забором, чтобы рабочие и укурыши случайно туда не свалились.

На веранде сидел Руфус в компании одного из уже знакомых мне специалистов по бассейнам. На столе лежал чертеж, они склонились над ним, как над планом сражения. Я поднялся на веранду и встал рядом с Руфусом — ждал, пока он меня заметит. Через его плечо я видел чертеж во всех подробностях. Там были и колонны, и кипарисы, и фонтан, и Руфусова ванна с горячей водой. Я наклонился, чтобы получше разглядеть план, и тут Руфус вскинул глаза. На долю секунды у него на лице промелькнуло незнакомое мне выражение. В тот миг я не понял, что оно означало, но позднее до меня дошло — это была жалость.

— Берман, в чем дело? Ты теперь больше не перезваниваешь?

Он встал, спустился во двор, я пошел за ним. Мне стало страшно. Что-то в его манере предвещало неприятности. Я вдруг сообразил, что ни один из моих приятелей не сказал мне ни слова. Народ во дворе суетился, но не настолько, чтобы меня никто не заметил. Я-то их видел. Из этих деталей стала складываться общая картина. Я понимал: надвигается беда, которую невозможно предотвратить, и западня уже захлопнулась. Вот что я чувствовал, когда спускался с веранды — и тут услышал, как распахнулась кухонная дверь. Толкнув дверь бедром, Наташа прикрыла ее за собой. Она несла поднос с кувшином воды и разноцветными пластиковыми стаканами. Посмотрев на мое лицо, Руфус осторожно взял меня за плечо и вывел на улицу.

— Берман, вот почему я просил тебя позвонить. Я хотел сказать тебе по телефону, но на автоответчике такие вещи не оставишь.

Еще одна группа рабочих прошествовала с колонной мимо нас. Мне захотелось подставить им подножку. Учинить драку, пустить кровь, переломать им кости.

— Она не хочет тебя видеть. Извини, Берман. Так уж вышло.

Я уступил дорогу дорической колонне.

— Сколько весят эти штуковины?

— Не так много, как ты думаешь. Облицованный гипс. Это не мрамор. Если бы они были мраморные, без рабов мне б не обойтись.

— Я думал, она собирается во Флориду.

— Брось, Берман, она сопливая девчонка. Как она может добраться до Флориды? Она еле говорит по-английски. И выбор у нее — или сюда, или на панель.