Наташа и другие рассказы - [15]

Кроме плаката отец добыл еще билеты на завтра для меня и матери. Мать была уже вся в заботах о званом ужине и боялась, что не сможет пойти, притом что ей очень хотелось увидеть, как выступит Сергей. У меня же дел не было. Завтра была суббота. Ни школы, ни домашних заданий. Ничто не помешает мне увидеть Сергея на помосте.

В Конференц-центре поставили десятки стоек с балками и настелили помост. На краю его стоял длинный стол коллегии. Судей было трое, включая отца. Перед каждым — черный электрический ящичек. Ящички были соединены с демонстрационным табло. На ящичке — две кнопки, одна для засчитанной попытки, другая — вес не взят. Перед началом отец разрешил мне посидеть в его кресле и понажимать кнопки. В это время подошел Григорий Зискин. Его я слабо помнил, в отличие от Сергея он не часто бывал у нас дома. Он был другом отца и партнером, но в его манере держаться было больше деловитости, чем открытости: он выглядел постоянно раздраженным.

По просьбе отца он отвел меня за сцену, чтобы я посмотрел, как разогреваются штангисты. Отец любил наблюдать за этим в Риге. Ему нравилась энергия разминочного зала. Но теперь, будучи судьей, он не мог допустить, чтобы в его поведении усмотрели хотя бы тень некорректности или пристрастности. Оставив отца просматривать бумаги, я прошел с Григорием за тяжелый занавес туда, где раздавался грохот железа и кряхтение.

Став сбоку, я наблюдал за сценой, которая вспомнилась с первого взгляда. Разминочный зал был очень большой, размером со школьный физкультурный зал. Он был полон движения. Тренеры со своими подопечными расположились отдельными группками. Команды можно было отличить по цвету адидасовских тренировочных костюмов. Кто-то из штангистов еще был в костюме, другие разделись до трико. В одном углу тренеры бинтовали колени атлетам, в другом стояли массажные столы. В середине зала пол был застлан фанерой. Там лежали штанги и стояли банки с магнезией. Я увлеченно следил за тем, как штангисты захватывают руками магнезию, наносят ее на грудь и плечи. Ради одних этих манипуляций с белым порошком стоило стать штангистом.

У Григория были важные дела, он оставил мне пластиковую карточку «Пресса» и велел не баловаться. Я мог торчать там сколько угодно, пока меня не попросят оттуда. А Григорий направился к советской команде — там Сергей разминался рядом с молодым светловолосым штангистом. Отовсюду неслись натужные выдохи, лязг железа о железо, стук железа о дерево. Я бродил по залу, но никто не обращал на меня внимания. В конце концов я остановился неподалеку от центра зала и стал смотреть, как они поднимают тяжелые вещи, готовясь к тому, чтобы поднять очень тяжелые.

Состязание длилось несколько часов. Отец добыл для меня место впереди, чтобы не заслоняли вид головы взрослых. Весовая категория Сергея была одной из последних в расписании. Пока он сам не вышел, я большей частью наблюдал за отцом. Там, на помосте, рядом с другими судьями, он был очень похож на свое старое фото в удостоверении Федерации.

Соревнования в наилегчайшем весе проходили во второй половине дня. Почти сразу стало ясно, что соревнуются за первенство всего двое: Сергей и блондин Крутов. В первых же своих подходах они взяли на несколько килограммов больше, чем остальные участники. После этого борьба шла только между ними. У меня на глазах Сергей превзошел свой мировой рекорд в рывке. Крутов вырвал столько же. Одним слитным движением они подняли с помоста штангу почти вдвое тяжелее собственного веса.

Когда дело дошло до толчка, Сергей пропустил начальный вес и наблюдал, как Крутов сравнялся с его мировым рекордом. Чтобы догнать Крутова, у Сергея было три попытки. Крутов молча ждал за кулисами. Я сидел на руках и наблюдал, как у Сергея срывается первый подход и через несколько минут — второй. Оба раза, подсев под штангу, он брал ее на грудь, но вытолкнуть не мог. До последней попытки мне даже не приходило в голову, что он может проиграть. Но когда он натирал руки магнезией перед последним подходом, я не только подумал, что проиграть может, но и почувствовал, что проиграет. Я оглянулся на зрителей вокруг и увидел, что они тоже это поняли. Похоже было, понял и сам Сергей. Он расхаживал по помосту, пока почти не истекло время, отпущенное на попытку. Я смотрел, как прыгает секундная стрелка на громадных часах позади него. Чтобы продолжать борьбу, он должен был повторить свой мировой рекорд. И когда это не удалось, когда он не сумел успокоить штангу над головой, когда загорелись красные лампочки у всех трех судей — включая отца, — меня затошнило. Я смотрел, как Сергей обнимает Крутова, потом — как Крутов Сергея, и во рту у меня стоял вкус яиц, съеденных на завтрак, — пока я его не проглотил.

После церемонии награждения мы с отцом подошли к Сергею. Он стоял чуть в стороне от Григория, Крутова и остальной советской команды. При виде нас он натянуто улыбнулся. Отец поздравил его, Сергей поднял свою серебряную медаль на ленте. Потом снял ее с шеи и дал мне подержать, по-прежнему улыбаясь.

— Серебро. Не золото. Но и оно на улице не валяется. — Сергей оглянулся на Григория, обнявшего за плечи Крутова. — Не забудь поздравить товарища Зискина с новым замечательным успехом «Динамо». Первое и второе место. И какая ему разница, что первый стал вторым, а второй первым?