Наташа и другие рассказы - [16]
Мать приготовила большой изысканный ужин. Там были салаты, и холодный борщ, и копченая щука, и копченый сиг, и телячье жаркое, и чай, торт, мороженое на десерт. Она накрыла на пятерых, выставила хрустальные бокалы и свой лучший фарфор. Я надел новую рубашку «Поло». Отец рассказывал забавные истории о нашем иммигрантском житье в Италии. Они с Григорием вспоминали своих ребят-культуристов. Кто остался в Риге, кто теперь в Торонто, от кого приходят письма из Нью-Йорка и Израиля. Мать спрашивала о своих подругах. О других евреях, которых Григорий мог знать, хотя его с моей матерью разделяло целое поколение. Даже я рассказывал о своей еврейской школе, о том, какие машины у моих однокашников. Только Сергей не участвовал в беседе. Он слушал разговоры и пил. Отец выставил бутылку водки, и после положенных тостов Сергей один продолжал обращаться к бутылке. Когда там оставалось совсем чуть-чуть, он вдруг повернулся к Григорию и обвинил его в том, что он строит против него, Сергея, козни. Он знает, что Григорий хочет рекомендовать, чтобы его вывели из сборной.
— Хочешь вышибить меня на улицу. На родные наши просторы. Чтобы я кусочничал всю оставшуюся жизнь. Он затащит меня обратно только с пулей в голове.
Сергей все добавлял и добавлял, хотя глаза у него уже слипались.
— Роман, ты правильно сделал. Свалил из этого кладбища. Теперь можешь надеяться на нормальную жизнь. А нам на что надеяться? На какую жизнь, Григорий Давыдович, гэбэшный ты прилипала?
После очередной рюмки голова Сергея стала клониться к тарелке, и отец помог ему подняться из-за стола. Закинув руку ему на плечо, Сергей доплелся до моей спальни и повалился на кровать. Папа закрыл за ним дверь и вернулся к столу. Он устало опустился на стул. Опустился тяжело и снова стал похож на прежнего папу.
Пока мать разливала чай, Григорий признался отцу, что Сергей скорее прав, чем не прав. Но отец и сам это прекрасно знал. Карьера штангиста — пять, может быть, семь лет. После он будет неплохо устроен. Должность в «Динамо». Денежная работа в таможне. Или тренерская, или конторская — перекладывать бумаги с одного края стола на другой. Все, что есть сейчас у Сергея, останется при нем. Трехкомнатная квартира, машина с гаражом, и зарплата будет приличная. А что страна превращается в колоссальный горшок с дерьмом — это другая история. Отец поступил гениально, уехав, — это факт. Григорий макнул печенье в чай и сказал, что ему тоже надо было уехать, когда была возможность. Теперь поздно.
Отец посмотрел на маму и ответил не сразу.
— Гриша, не обманывай себя. Я часто думаю о том, чтоб вернуться.
— Ты с ума сошел? Посмотри, как ты живешь. Выйди на улицу. Я видел нищих в «ливайсах» и адидасовских кроссовках.
— Половину времени я боюсь, что стану одним из них.
— Брось. Рома, я знаю тебя тридцать лет. Не надо ради меня врать.
— Я не вру. Каждый день — это борьба.
— Слушай, я не слепой. Я видел твою машину. Я вижу твою квартиру. Я вижу, как ты бьешься. Поверь, твой худший день лучше моего лучшего.
Я оставил родителей с Григорием и пошел в свою спальню. Я мог дойти туда вслепую, однако подождал, когда глаза привыкнут к темноте. Сергей распростерся на моей кровати, ноги его только чуть-чуть торчали за край. Я подошел и встал над ним. Слушал, как он дышит, и пытался определить, как выглядит его тело под пиджаком. И снова удивлялся, какой он маленький. Я наклонился, чтобы получше разглядеть его лицо. Я не огорчался, что он занял мою кровать, хотя непонятно было, где мне спать, если он останется. Вдруг он открыл глаза — я чуть не вздрогнул.
— Ну, парень, и что же ты увидел?
Он сел и оглядел меня. Он потрогал мои плечи и руки, помял, проверяя на твердость.
— Сколько раз можешь отжаться?
— Двадцать пять.
— Двадцать пять? Всего?
— Наверное.
— Для такого парня, как ты, меньше пятидесяти — позор.
Он слез с кровати и опустился на колени. Похлопал ладонью по полу рядом с собой.
— Ну-ка, давай.
Я медлил, и вдруг он выбросил руку и ухватил меня за новую рубашку «Поло». Я услышал, как треснула ткань, и две пуговицы отлетели на пол.
— Поехали. Оба. Пятьдесят раз.
Сначала я успевал за ним, но не выдержал темпа. Я боялся отстать — не знал, что еще он может со мной сделать. Но он лишь продолжал отжиматься, сам вел счет и не обращал на меня внимания. Когда он закончил, остановился и я.
— Видал, как приятно?
Я кивнул.
Сергей посмотрел на мой будильник. Шел одиннадцатый час.
— Смотри, позднота какая. Тебе разве не пора спать?
— Да нет. Иногда я в одиннадцать ложусь.
— В Риге у тебя было строго: девять, и никаких. Помнишь, тебе нравилось, когда я укладывал тебя спать?
— Помню.
— Это не так уж давно было.
— Да.
— Давай в постель.
— Да нет. Мне еще рано.
— В постель, в постель.
Его тон не предполагал торговли. Я скинул туфли и поднял покрывало.
— Так.
Сергей присел перед кроватью и взялся за деревянную раму.
— Устроился?
— Да.
С искаженным лицом он поднялся из приседа; кровать сопротивлялась, скребла по стене, но оторвалась от пола. Поначалу она кренилась, и я схватился за борта; но Сергей ее выровнял. Он смотрел на меня с победоносной улыбкой. Я услышал, как позади него открылась дверь, и узнал папины шаги. И еще чьи-то. Мамины, Григория.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.
Что происходит с Лили, Журка не может взять в толк. «Мог бы додуматься собственным умом», — отвечает она на прямой вопрос. А ведь раньше ничего не скрывала, секретов меж ними не было, оба были прямы и честны. Как-то эта таинственность связана со смешными юбками и неудобными туфлями, которые Лили вдруг взялась носить, но как именно — Журке невдомёк.Главным героям Кристиана Гречо по тринадцать. Они чувствуют, что с детством вот-вот придётся распрощаться, но ещё не понимают, какой окажется новая, подростковая жизнь.
Ирина Ефимова – автор нескольких сборников стихов и прозы, публиковалась в периодических изданиях. В данной книге представлено «Избранное» – повесть-хроника, рассказы, поэмы и переводы с немецкого языка сонетов Р.-М.Рильке.
Сборник «Озеро стихий» включает в себя следующие рассказы: «Храбрый страус», «Закат», «Что волнует зебр?», «Озеро стихий» и «Ценности жизни». В этих рассказах описывается жизнь человека, его счастливые дни или же переживания. Помимо человеческого бытия в сборнике отображается животный мир и его загадки.Небольшие истории, похожие на притчи, – о людях, о зверях – повествуют о самых нужных и важных человеческих качествах. О доброте, храбрости и, конечно, дружбе и взаимной поддержке. Их герои радуются, грустят и дарят читателю светлую улыбку.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.