Настырный - [6]
— Поручения выполнял?
— Не собираюсь я перед тобой отчитываться!
— Отчитываться! Скажи лучше, сбрехнул! Похвастаться захотелось!
— Я листовки расклеивал!
— Когда? Где?
— В прошлом году. Под Первое мая. А там, между прочим, солдат стоял.
— Как же ты клеил, раз он стоял?
— А он заснул на рассвете. Я дождался.
— Возможно… Дрыхнуть они здоровы!.. Но дело не в этом. Все равно, приклеил пару листовок, это еще не большевик.
— Разговаривать запрещено! — выкрикнул вдруг часовой.
На этот раз офицер не стал ему перечить. Мне показалось, что он даже рад замолчать, сейчас верх был мой. И врет он, что листовки расклеивать просто! Дядя Николай тогда говорил, что расклеивать листовки может только тот, кто понимает в них каждое слово и каждому слову верит. Понять-то я понял, быстро разобрался… А вот расклеивать…
Во-первых, усатый этот никак не хотел спать, ходит и ходит перед дверью. Прислонит к стенке ружье, покурит, опять ходить начинает… Присел у стенки: зевает… Ну, думаю, все, заснет. Вдруг топот, прискакал кто-то… Солдат вскочил, опять туда-сюда ходит. А потом, вижу, другой идет, сменять. Плохо дело! Всех-то не переждешь!.. Прижался я в углу за забором, глаза слипаются… Самому впору уснуть.
Но второй солдат вроде посмирней оказался, ходить не стал, сразу у стены примостился… Потом, смотрю, голову уронил. Я поднялся, рукой помахал — заметит или нет? Вроде нет… Неужели спит? Вылез из-за дерева, ноги дрожат, на лбу пот проступил… И никак не могу выпрямиться, словно жернов на шею привешен. Сразу, почему-то, мысли, что пытать будут, если схватят. Но только я все равно знал: с листовками назад не вернусь, это мне хуже пытки! Дядя Николай и без того не хотел посылать: горяч-то, мол, он горяч, а в последнюю минуту оробеть может…
Листовки я тогда все расклеил. Последнюю часовому на штык насадил, а он, знай себе, похрапывал…
Дядя Николай даже расцеловал меня. «Теперь наш Мердан получил боевое крещение!..»
— А ты зря думаешь, что листовки любому доверят! Дядя Николай вообще поручений не давал, пока не узнает человека как следует…
— Что еще за дядя Николай?
— Большевик.
— Большевик! Вы все большевики! По профессии кто?
— Инженер. Из Москвы.
— Ссыльный?
— Ссыльный.
— А фамилия его как?
— Не знаю. Дядя Николай, и все.
— Конспирация? Понятно… Тебя как зовут, конспиратор?
— Мердан.
— А меня Якуб… Ну, а чему еще учил тебя дядя Николай? Учил, как перед расстрелом в штаны не накласть?
— Не накладу, не бойся! Я ко всему готов. Правда на нашей стороне.
— Да брось ты лозунги выкрикивать! Я их в России наслушался! Научили недоумка, он и талдычит! Поставят к стенке, помянешь тогда дядю Николая с его лозунгами!
И он с ожесточением сплюнул.
— Ты думаешь, я смерти не видал?
— Смерти? Почему ж… Видал, раз винтовку дали! Да только там другое, то ли ты его, то ли он тебя, а вот как поставят под дулом, а руки за спиной связаны!..
Он скрипнул зубами и со стоном повалился на солому.
На ночь нас загнали в тесную мазанку, пристроенную в углу загона.
В стене под потолком я разглядел дырку. В нее можно было разве что просунуть голову, но зато виден был кусочек неба со звездами. Дверь плотно закрыли. Стало невыносимо душно. От горьковатого запаха навоза кружилась голова. В темноте нудно жужжали комары.
— Засадили в хлев, чтоб ему развалиться, проклятому! — проворчал Якуб. — Скорпионье гнездо какое-то! Что это?.. Вроде солома… Надо лечь, а то так и сдохнешь сидя!..
Послышался шелест соломы, Якуб лег.
Темно, душно, тесно, словно нас живьем бросили в могилу. Там, на воздухе, мне не верилось, что конец близок, что жить осталось только до утра…
Я вскочил.
— Неужели нет выхода из этого ада?
— Выхода! Попробуй долбани стенку головой, авось развалится!..
Интересно, чего этот офицер так спокоен? То кричал, что ночью нас расстреляют, теперь хлопочет, как на ночевку устроиться…
А не подослали его ко мне? Может, шпион? К заключенным иногда подсылают шпионов, дядя Николай говорил… Хотя нет, он ведь сразу признался, что белый, что большевиков ненавидит… Да и выведывать у меня вроде ничего не собираются, им нужно, чтобы Сапар застрелил меня. Тогда все поверят, что я и правда убийца, что красные — враги простых крестьян.
Но если этот белый не шпион, на что же он тогда надеется? Да не надеется он ни на что, просто держаться умеет… Ладно, от меня ты тоже не услышишь стонов!
— Слушай, сосед, — я сам удивился, как спокойно и даже насмешливо звучит мои голос. — Чего ж ты замолчал? Рассказал бы, как с Марией спознался. Все быстрей время пройдет!..
Якуб пошевельнулся, зашуршав соломой.
— Что, забрало тебя? А еще большевик!..
Я промолчал.
— Ладно, не злись, дело понятное, мужик есть мужик, белый ли, красный ли… — он опять немножко то-молчал. — Про Марию рассказывать — одно удовольствие. Хороша была бабочка, ничего не скажешь! Сама тоненькая, грудь высокая, полная… Складненькая такая, ну прямо альчик со свинчаткой! Волосы густые, темные, как у наших девушек. У нее мать была из этих краев… Умерла рано, Марию ребенком оставила… Отец в Ставрополе живет в своем имении. Вернее, жил, теперь неизвестно… Ты хоть знаешь, где Ставрополь?
Почти наверняка сегодня в Туркмении этот роман читался бы так, как в 1961-м в СССР — «Один день Ивана Денисовича». Вряд ли бы кто отложил его даже на ночь.Только вот не предоставлено жителям Туркмении такой возможности — хотя роман и написан на туркменском языке. Да, в стране нынче другой президент, да, самый одиозный памятник Туркменбаши демонтирован, но по-прежнему Сапармурат Ниязов почитается национальным героем, о его злодеяниях по-прежнему предпочитают не говорить.А автор романа Тиркиш Джумагельдиев — один из самых заметных туркменских писателей — по-прежнему остается непечатаемым и невыездным.Роман «Энергия страха, или Голова желтого кота» писался не по «живым следам», а непосредственно под пятой тирана, в ту пору, когда сама мысль о том, что не станет его и его режима, могла быть приравнена к государственному преступлению.
Валентин Петрович Катаев (1897—1986) – русский советский писатель, драматург, поэт. Признанный классик современной отечественной литературы. В его писательском багаже произведения самых различных жанров – от прекрасных и мудрых детских сказок до мемуаров и литературоведческих статей. Особенную популярность среди российских читателей завоевали произведения В. П. Катаева для детей. Написанная в годы войны повесть «Сын полка» получила Сталинскую премию. Многие его произведения были экранизированы и стали классикой отечественного киноискусства.
Книга писателя-сибиряка Льва Черепанова рассказывает об одном экспериментальном рейсе рыболовецкого экипажа от Находки до прибрежий Аляски.Роман привлекает жизненно правдивым материалом, остротой поставленных проблем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книгу известного грузинского писателя Арчила Сулакаури вошли цикл «Чугуретские рассказы» и роман «Белый конь». В рассказах автор повествует об одном из колоритнейших уголков Тбилиси, Чугурети, о людях этого уголка, о взаимосвязях традиционного и нового в их жизни.
В повести сибирского писателя М. А. Никитина, написанной в 1931 г., рассказывается о том, как замечательное палеонтологическое открытие оказалось ненужным и невостребованным в обстановке «социалистического строительства». Но этим содержание повести не исчерпывается — в ней есть и мрачное «двойное дно». К книге приложены рецензии, раскрывающие идейную полемику вокруг повести, и другие материалы.
Сергей Федорович Буданцев (1896—1940) — известный русский советский писатель, творчество которого высоко оценивал М. Горький. Участник революционных событий и гражданской войны, Буданцев стал известен благодаря роману «Мятеж» (позднее названному «Командарм»), посвященному эсеровскому мятежу в Астрахани. Вслед за этим выходит роман «Саранча» — о выборе пути агрономом-энтомологом, поставленным перед необходимостью определить: с кем ты? Со стяжателями, грабящими народное добро, а значит — с врагами Советской власти, или с большевиком Эффендиевым, разоблачившим шайку скрытых врагов, свивших гнездо на пограничном хлопкоочистительном пункте.Произведения Буданцева написаны в реалистической манере, автор ярко живописует детали быта, крупным планом изображая события революции и гражданской войны, социалистического строительства.