Наступит день - [41]

- Здравствуйте, ханум!

Она медленным шагом пошла рядом с Фридуном. Подчиняясь принятому в аристократических кругах и при дворе этикету, Шамсия старалась придать своим жестам и голосу изысканность. Эта манера неестественной утонченности создавала пропасть не только между аристократическим кругом и низшими слоями населения, но и между отдельными слоями того же светского общества.

Но даже сквозь эти светские манеры у девушки прорывалось обаяние юности и непосредственности характера.

Однако не это влекло к ней Фридуна.

Разумеется, для Шамсии, выросшей в семье такого видного аристократа и богача, как Хикмат Исфагани, не могло быть в Тегеране закрытых дверей. Ей был открыт доступ во все дома везиров, в министерства и даже во дворец.

Но необыкновенная простота отличала ее от девушек ее круга и давала ей возможность сохранять дружеские отношения со школьными подругами, стоявшими гораздо ниже ее по общественной лестнице.

Она ясно чувствовала и высоко ставила чистоту помыслов и естественную простоту людей из так называемых "низших" слоев общества. И особенно ценила она в этих людях искренность в отношениях к женщине. Всего этого она не встречала в своем кругу.

Качества эти она заметила в характере Фридуна еще в первый день встречи, и поэтому все больше ценила его общество.

- Как ваша семья? Были ли во дворце? Как там смотрят на войну? спросил девушку Фридун.

- Благодарю вас! В семье все благополучно. Путь во дворец пока не закрыт перед нами. Вопрос о войне сложнее. Каждый рассматривает его по-своему. Его величество ограничился одним твердым приказанием: убрать всех, кто возбуждает подозрение... Берегитесь, господин Фридун! Неосторожно сказанное слово может повлечь за собой ужасные последствия.

- Что вы, ханум!.. Мы принадлежим к числу самых верных подданных его величества. Мы желаем его величеству всяческого добра, иных пожеланий у нас нет. Как себя чувствует Шахпур? Встречаетесь ли вы с ним?

- Не бывает дня, чтобы принц не приезжал в наш сад Шимран. Но завтра у меня там большой прием. Не хотите ли присутствовать?

Задав этот вопрос, Шамсия задумалась, ее детское лицо стало серьезным.

- Так вот, завтра в шесть часов вечера я пошлю за вами машину. Дайте ваш адрес, но заранее условимся об одном. Я не смогу представить вас под вашим именем. Надо скрыть, во-первых, ваше крестьянское происхождение, во-вторых, то, что вы азербайджанец. Это может поставить вас в неловкое положение. Я дам вам новое имя - Джамшид Исфагани, мой двоюродный брат из Исфагана.

- А вдруг там будет господин Хикмат Исфагани? Вы поставите в затруднительное положение и себя и меня.

- Не беспокойтесь. Завтра с шести часов вечера отец будет занят по очереди в английском, американском и германском посольствах. В одном из них банкет, в другом коммерция, а в третьем еще что-то...

- Нет, ханум, - после минутного раздумья ответил Фридун. - Я не хочу появляться под чужим именем. К тому же я не привык к такому обществу.

- Ну что ж, оставайтесь самим собой. Я представлю вас как студента. Идет?

- Согласен.

- И прекрасно. Я представлю вас избранному женскому обществу столицы. Только боюсь, эти звезды настолько вас ослепят, что вы перестанете видеть меня.

- У нас есть мудрая пословица: все хорошо, что ново, а друг - когда стар...

- Итак, буду ждать! - сказала девушка и попрощалась. После того как она ушла, Фридун задумался над ее словами.

Они прозвучали как предостережение: "Берегитесь, господин Фридун!"

"Какой тайный смысл кроется в этих словах? - думал он и, вспомнив выражение ее лица, тут же отверг свои подозрения: - Нет, скорее всего это просто случайно вырвавшиеся слова!"

После захода солнца Фридун вышел из дому и направился к Араму Симоняну, который жил в двухэтажном доме на улице Лалезар.

В подъезде у нижней лестничной клетки помещался небольшой магазинчик, где продавались всевозможные вещи - от дорогих мехов до хрустальной посуды, золотых и серебряных изделий. Мимо этого магазинчика поднималась наверх неширокая лестница, которая приводила к квартире доктора Симона Симоняна, о чем гласила небольшая металлическая дощечка на двери.

Направо было помещение самого врача, состоящее из трех комнат. Первая, большая, продолговатая комната, служила доктору приемной и гостиной. Стены ее были увешаны древними иранскими миниатюрами. Во второй комнате помещался кабинет, третья служила спальней. На одной стене этой комнаты висел большой тебризский ковер с изображением четырех времен года; каждому времени соответствовало двустишие на кайме.

Левая дверь из передней вела в половину сына доктора - Арама Симоняна, состоявшую из двух комнат. В первой из них стоял письменный стол, несколько книжных шкафов, плетеные стулья и небольшой столик, на котором стоял радиоприемник. В этой комнате с выходящими на черный ход окнами Арам принимал своих друзей. Во второй была его спальня.

С этой семьей Фридуна познакомил Курд Ахмед. Здесь Фридун встретился с несколькими рабочими, собиравшимися у Симоняна для беседы.

Симон Симонян при царизме вынужден был эмигрировать из России в Тебриз, откуда переехал затем в Тегеран. Прекрасный, знающий врач, он вскоре завоевал здесь признание и всеобщие симпатии. Держал он себя свободно и независимо и пользовался глубоким уважением не только армянской интеллигенции и купечества, но и азербайджанцев и персов.