Настроение на завтра - [8]

Слушая его, Старбеев хмурился, резко свел брови. Беспорядочно заворошилась память фронтовых лет. Он не сразу откликнулся на обращение Журина.

— Не могу даже представить, как люди прочтут эти письма. Сколько там горестных судеб таится.

— Вы были на фронте?

Старбеев кивнул.

— Вы меня поймете, — продолжал Журин. — Из-за этих писем я задержался. И сюда их привез. Ведь может статься, что кто-то из адресатов жив. И по сей день все еще ждет весточки… Потому и тороплюсь написать о находке, чтоб люди отозвались. Несколько писем еще в областной лаборатории судебно-медицинской экспертизы. Восстанавливают выцветшие, угасшие слова.

— Какого времени письма?

— Июня сорок третьего.

— Двадцать семь лет прошло… Зареченск, Зареченск… — трудно вспоминал Старбеев.

— Раньше это был небольшой поселок Гнилово. Теперь районный центр, Зареченск, — пояснил Журин.

— Вы сказали Гнилово?.. Или почудилось?.. — нетерпеливо прервал Старбеев.

— Гнилово… И речушка там Гниловка.

Старбеев вскочил, выдохнул:

— Я ж там был!.. Наша часть в том месте линию фронта держала. Там церквушка на пригорке стояла. Хорошо помню.

— И сейчас стоит, — сообщил Журин.

— Все сходится, — тяжело дыша, сказал Старбеев.

— Вам плохо, Павел Петрович?.. Очень побледнели. Я врача позову…

— Пройдет. — Старбеев вынул из капсулы таблетку, положил под язык и, выйдя на балкон, опустился в шезлонг.

…Через час они пошли в столовую.

В правом углу сидели профессор Шавров и медсестра Ксения Васильевна, пили чай.

Увидев Старбеева, профессор приветливо кивнул ему и что-то сказал медсестре.

— Обо мне говорят, чувствую, — заметил Старбеев и, вопросительно посмотрев на Журина, прибавил: — Донесли?..

Журин выразительно развел руками, но Старбеев ему не поверил.

Вскоре подошла Ксения Васильевна и попросила его зайти к профессору.

Старбеев пошел к профессору не сразу. Он побродил по коридорам, бесплодно раздумывая, зачем понадобился. И, снова заподозрив Журина, вошел в кабинет.

— Директор завода звонил. Спрашивал про вас.

Весть удивила Старбеева, но в эту минуту он подумал о Журине, которого только что обидел, и укорил себя в горячности.

— Лоскутов интересовался, как вы тут… — продолжал профессор. — Собираемся ли вас задерживать.

— Задерживать?

— Бывают случаи, когда мы продлеваем курс лечения.

— Что вы ответили?

— Сказал, не вижу надобности… Пока.

— Когда кончится загадочное «пока»?

— Впереди еще много дней… Вот наше «пока». По разговору я понял, что вы очень нужны.

— Какому директору не нужен начальник цеха, — с жаром сказал Старбеев.

— А всегда ли начальнику цеха нужен директор? Такой вопрос правомерен? — спросил профессор.

Старбеев усмехнулся.

— Смотря какой начальник…

— Хороший.

— И хорошему нужен… Только директор, а не суфлер.

— А ваш Лоскутов? Он какой?

Старбеев задумался. И не потому, что не знал, каков Лоскутов. Он не хотел однозначного ответа, можно было впасть в крайность.

— Оставим Лоскутова… Не частность меня волнует. Видите ли, Павел Петрович, мой долг не только диагностировать заболевание, лечить, но и размышлять о причинах его. Так вот, общаясь с пациентами, я могу с печалью отметить — слишком укоренился акустический метод руководства. Мягко говоря, очень громко разговаривают с людьми. Чересчур громко! Врачи были бы рады одному новшеству. Если бы изобрели ограничитель громкости и оснастили этими аппаратами начальников. Громозвучный разговор душу холодит. — Профессор встал с кресла, оживился. — Я когда госэкзамен сдавал, на высоких нотах начал. Тогда преподаватель прервал меня и очень спокойно сказал: «Коэффициент громкости не всегда прямо пропорционален сумме мыслей. Нас интересует второе…»

— Умно, — оценил Старбеев.

— Шумные призывы: «Давай-давай!» и «Бегом-бегом!»— это ведь легкомысленное, антигуманное средство временщиков. А потери от этого большие. Огромные!

— Слушаю вас, и мне стыдно. Я ведь тоже начальник… Хорошо бы и мне…

— Неужто кричите? — перебил профессор.

— Иногда срываюсь. Нервы подводят…

— Ненаучно, позволю заметить: вы подводите нервы.

— Все так. С этим можно покончить. Нужно! Сложнее другое. Время властно требует активной перестройки деловой психологии командиров производства. Всех рангов. — Старбееву нужна была разрядка, и он высказывал наболевшее: — Техническая политика в развитии предприятия обретает действенную силу, когда люди осуществляют преодолев разлад экономики и нравственности, готовят себя и свои кадры к многоступенчатому процессу обновления. Да, есть трудности. Немало… Их можно перечислить, в каждом случае они конкретны. Но есть главное препятствие, психологический барьер! Его порой не узреешь. Этакая блуждающая невидимка… Он в душах, привычках и личных интересах. Преодолеть этот барьер непросто. Нужны воля, усилия труда и мысли… Честно говоря, мне самому сейчас предстоит сдать экзамен. — Старбеев помолчал, подумал, точно ли определил свою задачу. — Да, экзамен… Смогу ли я психологически и социально верно обеспечить решение проблемы… Потому и звонит Лоскутов. Все посматривает на календарь. Сколько дней осталось…

Профессор сделал какую-то запись в блокноте и, отложив ручку, сказал:

— В данном случае я делаю вывод, что директор вам не нужен.