Настроение на завтра - [26]

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Отец и сын Латышевы шли на завод.

Петр Николаевич свернул за угол, минуя остановку автобуса.

— Ты куда? — спросил Вадим.

Петр Николаевич взял его за руку и сказал:

— Первый раз надо пешочком протопать. Тогда дорога твоей станет. Есть такая примета. Каждый шаг прочувствуешь. И время есть, чтобы мысли в порядок привести.

— Как маленького ведешь. — Вадим усмехнулся, но руку не разжал. — За меня беспокоишься или за честь свою?

— Не то говоришь, сынок. Ты и есть моя честь.

— За меня не бойся. Не силком иду. Руку можешь отпустить. Не сбегу… Если что не соображу, буду спрашивать.

— Вопросами не увлекайся. Сам постигай дело. И всегда свое плечо подставляй… — Немного прошли молча. Петр Николаевич что-то шептал про себя, затем продолжил свою мысль: — Династия — это не только однофамильцы. Как бы поприметней сказать… Вот! Когда в семье всему начало рабочая косточка — тогда династия.

Они подошли к проходной. Справа высился красивый стенд с портретами передовиков производства. Седьмой была фотография Петра Николаевича. Вадим и раньше видел портрет, но сейчас смотрел с особым чувством гордости и заметил:

— Ты здесь как генерал.

— Матери скажи… Ей интересно будет.

— Непременно, — весело пообещал Вадим. — А что, токарь-генерал… Звучит!

— Ладно, — отмахнулся отец и пошел в раздевалку, а Вадим направился в конторку к Старбееву.

Начальника цеха не было. В конторке сидел Мягков.

Вадим поздоровался, присел на стул.

Мягков что-то читал, отложил листок и уставился на парня. Вроде лицо знакомое, и он спросил:

— Фамилия твоя Латышев?

— Верно.

— Похож.

— Глаза отцовские, а обличье матери, — пояснил Вадим.

— А зовут как?

— Вадим.

— Ясно. Будем знакомы. Мягков. Юрий. Слышал про тебя…

— Откуда знаете?

— Старбеев сказал.

— Значит, первая строчка ваша. Вон вы какой…

— Строчка на бумаге останется. Работу, парень, ценят.

— Главный дрессировщик «зубров», — торжественно произнес Вадим.

Мягков перебил его:

— Твой отец так станки окрестил. С той поры и пошло. Мне нравится. Лихо придумал.

— Он, когда в настроении, метко подмечает.

— Женат?

— Не созрел. Молод еще.

— Танцуешь?

— Что я, рыжий?.. Танцую.

— Намекаешь?

Только теперь Вадим понял, что сказал невпопад. И с наивной улыбкой промолвил:

— У вас волосы русые. Другой колер.

— На разговор ты мастак. А в деле?

— Соображаю. Имею слабость. Люблю задавать вопросы…

Мягкову понравился Вадим, и он, оттаяв, подумал, что с ним можно работать.

— Не робей, почемучка. Мне самому многое неизвестно. В два голоса будем спрашивать.

— Для бодрости шутите… Отец говорил, Мягков — универсал. На всех станках работает.

— Почти на всех… — Он посмотрел на свои руки и сказал: — Сейчас пальчикам цена невеликая. Нынче котелок, — он постучал себя по лбу, — в большой цене. Такая распасовка произошла. Сам поймешь. У «зубров» мозг, электроника в три шкафа упакована. И называется…

Вадим подхватил фразу:

— Шкаф логики.

Мягков поразился, подошел к Вадиму.

— Откуда знаешь?

— Читал книжки, журналы… Готовился.

— Чувствую, — одобрительно произнес Мягков. — Логика башковитых любит. А руки — подсобная сила. Мы с тобой в мыслители лезем…

Вадим непринужденно пожал плечами.

— Мы ж не программисты. Только операторы. Кажись, нас так будут величать?

Пришел Старбеев и сразу приметил, что у Мягкова и Латышева повеселевшие, увлеченные лица.

— Познакомились, — с удовлетворением заметил он и, бросив вгляд на Мягкова, открыто спросил: — В ладу будете… Притретесь?

Мягков, не раздумывая, ответил:

— Полагаю, есть данные.

— А ты, Вадим, что скажешь? Говори прямо.

— Хоть прямо, хоть вкось — первая строка Мягкова. Помню наш разговор. Открывайте зеленый.

— Тогда к делу, — сказал Старбеев, мысленно подтвердив правильность своего трудного выбора первых хозяев новых станков. Положение такое… К четырем часам закончат расчистку площадки. — Он достал схему оборудования участка и развернул ее на столе… — Смотрите. Три удлиненных прямоугольника — здесь станут «зубры». Три круга — место шкафов логики. Справа у стены — стеллаж для инструмента. — Он ткнул пальцем в незаштрихованную часть схемы и пояснил, что это место для станков дополнительной группы. — Об этом особо поговорим. Здесь размещаем платформу для заготовок. — И неожиданно стремительным жестом двинул руку вдоль листа: — Белой полосой отбиваем границу участка… В четыре пятнадцать придут ветераны. Будем рыть ямы для фундамента. Потом машины подвезут бетон. Начнем закладку. Но прежде коротенький митинг… Десять минут. Тебе, Юрий, надо ответное слово держать.

— Понял. Поблагодарю, — деловито ответил Мягков. И тут же, глянув на костюм Вадима, упрекнул: — Без спецовки пришел…

— У отца возьму. У него на пересменку чистая лежит…

Старбеев понимал, что сегодня предстоит обычная работа, правда, не по прямой специальности, но ему хотелось, чтобы нынешний день остался в памяти. И, сам того не замечая, говорил о работе, словно давал боевое задание взводу, а упомянув про ямы, вспомнил, как рыли окопы и он придирчиво следил, чтобы бойцы обустраивали свою позицию добротно, как положено…

…Почти вся площадка была уже расчищена.

Взмокший Березняк пытался отодвинуть громоздкий верстак. Но сладить не смог. Подбежал Вадим, ухватился сильными руками и, вскрикнув: «Взяли!»— сдвинул верстак, и они потащили его в сторону.