Настоящий мужчина - [2]

- Пора, юнец. Я отведу тебя сам, как обещал!

Воины свирепо вопили и потрясали копьями и топорами на всем пути до Мертвой пещеры, следуя позади за Гонтом и Белом. У Первого камня они остановились и встали на Первую стражу. Затем Гонт с Белом достигли Второго камня, и здесь остановился Гонт.

- Иди, юнец. Я подожду тебя здесь. Возвращайся мужчиной!

"Когда-нибудь,- сказал себе Бел, продвигаясь меж скал к пещере,- я стану таким же, как Гонт!" Он восхищался вождем его доблестью и множеством подвигов, и силой, и твердостью духа. На топоре Гонта было пятнадцать засечек - по числу скальпов кемичей, а его грудь и спину украшали фигуры орла и барса - татуировка храбрейшего из вождей. Бел был готов умереть - и не раз, а сотню - чтобы удостоиться такого рисунка. И теперь он не боялся Главного испытания - он был рад, что наконец-то допущен к нему.

Бел вошел в пещеру и, как научил его Гонт, отвалил большой камень, за которым был скрыт ворот для подъема решетки. Подняв решетку, он осторожно пошел вглубь, давая глазам привыкнуть к полутьме. Опасаться нападения зверей не приходилось - и не только из-за решетки у входа. Мертвая пещера на то и называлась Мертвой, что все живое избегало ее,здесь не водилось не только летучих мышей, но, кажется, даже насекомых.

Мало-помалу ход пошел под уклон, и Бела обступила совершенная темнота. Но останавливаться было рано - сначала надо было достичь Пасти, а потом ждать, что будет. Бел шел, делая маленькие осторожные шаги и выставив перед собой руку, и вот - он увидел ее: в темноте светилась прямо в воздухе широкая полоса, очерчивающая круг чуть менее роста человека. Сверху и снизу в этом горящем круге было по два острых угла, как если бы это выставлялись клыки - из-за такого сходства этому кольцу света и дано было название Пасти.

Как учили, Бел присел на корточки и стал ждать, что произойдет дальше. Он потерял счет времени, когда ему вдруг показалось, что началось землятрясение. Все сильно качнулось, у Бела даже клацнули зубы, а затем это световое кольцо наплыло на Бела - или, может быть, его самого кинуло туда от содрогания земли. Белу почудилось, что он угодил в какую-то подземную воронку - его как бы что-то засасывало или заглатывало в совершенно непроглядной темноте, и от этого Бел испытывал чувство неудержимого животного ужаса.

Он пытался вырваться и убежать, даже начал кричать, призывая на помощь. Из этого ничего не получилось - рот ему будто залепило, а все его удары пропали попусту - он словно барахтался в каком-то вязком болоте. А затем Белу почудилось, что он завис в совершенной пустоте - или, может быть, падал куда-то на дно земли. Юноша потерял голову от страха и ни с чем не сравнимого отчаяния - он вдруг осознал, что пропал окончательно и помощи ждать неоткуда - ни от Гонта, ни даже от великого Логги. Неизвестно как он знал, что пещеру завалило, и ему никогда не выбраться наружу, но его ужасало даже не это. Просто ему было невыносимо горько и больно от полного одиночества и ужаса в этой нечеловеческой бездне, и он сознавал лишь одно: в с е з р я. Ни в чем не было ни малейшего смысла - ни в его жизни, ни в жизни его соплеменников, ни вообще в природе, и все эти схватки, охоты, испытания, рождение детей, смерть, любовь, еда,- все это шевеление тел и языков,- все это было попусту, полная чушь, никчемнейшая бессмыслица,- и Белом овладело наконец ледяное безразличие.

В этом холодном спокойствии к нему неожиданно стало приходить прозрение, понимание всего сущего и всех вещей на свете. Бел не только ясно различал ненужность и мнимость всех существ и существований, но и много чего помимо этого. Пламенное отчаяние отпустило его, и Бел как будто откуда-то с высокого неба разглядывал все на земле, существа и людей, их жизни и смерти, понимая все их стремления и причины. Он с презрительным безразличием видел, что все эти глупости о пяти превосходствах ипифтов не просто совершенная ерунда, но выдуманы из-за такого же отчания, что он переживал здесь в Мертвой пещере - ложь, призванная заслонить эту вот всеобщую никчемность, и не более того. Впрочем, кое-кому она служила на пользу - тому же Гонту и старейшинам - удобный способ держать в узде племя, особенно таких молодых идиотов, как он сам. Но это не меняло дела - и Гонта, и старейшин ждало такое же Ничто, которое поглотило его, Бела, и лишнее мгновение отсрочки было опять же никчемным цеплянием за никчемную жизнь.

И когда Бел понял все это, ему вдруг показалось, что стало светлеть - в непроглядной темноте неожиданно стали проступать слегка светящиеся контуры предметов. Бел осознал, что по-прежнему сидит на корточках - как оказалось, на краю уступа. Бездна было внизу под ним - и Бел в нее еще не свалился, как это померещилось ему раньше. Более того, ему вдруг стал открываться противоположный край пропасти. Неожиданно, будто вспыхнуло небесное пламя, этот берег осветился весь, представ взору Бела в полной головокружительной зримости. И насколько был кошмарен и беспросветен мир, каким он открывался Белу до этого, настолько же прекрасен и сияющ был этот представший мир. У Бела не хватило бы не только слов, чтобы описать эту счастливую красоту - у него недостало бы чувств, чтобы вполне ощутить ее. Но... Но этот мир был т а м, на другом краю, отделенный бездной, куда едва не угодил Бел.