Настоящий гром - [2]

— А у тебя отец жив?

— Жив, — ответил Вовка, — на фронте.

— А он кто?

— Штурман. На бомбардировщике.

— У! Здорово! — Рыжий сложил руку лодочкой и, пронзительно завывая, рука начала делать круги и пикировать. Когда до земли оставалось совсем недалеко, все начинали стрелять из зениток: трах-тах-бух, но самолет сбрасывал бомбы и снова делал круг для заход.

— А ты видел фашистов? — спросил вдруг рыжий. Все замолчали.

— Нет. Самолеты их видел, когда нас бомбили в дороге. А так только на плакате.

— Ну, вот, они такие и есть. Тощие и противные, знающе подтвердил рыжий. Да, а как тебя зовут то?

Вовка посмотрел на рыжего. Ему казалось, что они давно друг друга знают. Пока Вовка об этом думал, кто-то тихонько хохотнул:

— Забыл! Спроси у мамы! Вовка насупился:

— Владимир Яковлевич Борынский, — сказал он уверенно, как учила его мама, на случай, если. Не дай Бог, в дороге потеряется. Ребята зашумели. А рыжий сказал:

— А меня Севка. Это ты с моим дедом ехал. Пошли с нами. Каждый старался подойти к Вовке и сказать, как его зовут. И маленький паренек, который успокоил Вовку насчет драки, тоже тянул тоненьким голоском:

— А меня зовут Петькой!

Севкина затея

Это было настоящее путешествие. Вовка так и думал, что путешествие — это не обязательно далеко, но обязательно интересно. Ребята шли сначала по крутой нерасчищенной улице. Потом свернули ха угол и оказались на широкой площади. Прямо против дома с флагом.

— Сельсовет, — пояснил Севка. К стене избы приледенел плакат: красноармеец штыком гонит маленьких фашистиков, они жалкие, как козявки, и падают с края плаката прямо в сугроб.

— Эх, вздохнул Севка, — годов мало, да и фронт далеко, а то пошел бы с немцами драться… или в партизаны. До околицы было недалеко. За свалкой почерневших бревен недостроенного клуба начинался лес. Сначала редкий, с елочками в заснеженных шапках, а потом какой-то синий, незнакомый и неприветливый. Сашка в серой солдатской шапке вдруг отбежал в сторону:

— Смотрите, смотрите, опять рыжая приходила! Холодно ей и есть тоже хочется! — припорошенная цепочка следов, четкая и ровная, шла напрямую к лесу, и Вовка представил себе лису, такую, как в зоопарке: она бежала и пушистым хвостом заметала след.

— Ну, ладно, — начал командовать Севка, — будем строить так: кто со мной здесь, а остальные с Витькой Малышевым в лес — готовить окопы и снежки. Ты, Вовка, со мной оставайся, — добавил Севка.

Работа была интересная! Настоящая работа! Сначала лопатой прокопали снег почти до самой земли, получилась глубина по плечи Вовке. Потом сложили стены, а сверху перекинули еловые лапы и на них снега набросали. Вот и снежная комната, в которой можно стоять не сгибаясь. Вокруг этого штаба стали складывать стены крепости из плотных снежных кирпичей, которые вырубали лопатой из сугробов. Мягкий день летел незаметно, солнца не видать — не поймешь: то ли утро пасмурное, то ли сумерки вечерние. Все время в воздухе висел гром, глухой и привычный. «Как на фронте, — подумал Вовка. — Вообще хорошо так работать: совсем не холодно и есть почти не хочется. А то, если дома сидеть окоченеешь, со скуки помрешь, и есть ужасно хочется». Когда все вымокли окончательно, Севка скомандовал:

— Кончай! Э-эй! В лесу! На сегодня хватит, а завтра все сюда сами приходите. Поняли? Пошли! Когда поравнялись с Вовкиной хатой, Севка позвал:

— Пойдем к нам, Вовка, перекусим. У тебя еще мать не пришла.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю, она в сельсовете еще. Они там решают вопрос о ленинградцах. Пойдем.

— Он помолчал. — Вообще я про тебя все знаю. Вы ведь с моим дедом сюда ехали. Пошли к нам, а то зябко стало. Погреемся. Вдвоем веселее. Деда тоже еще нет. Он в сельсовете.

— А твоя мама? — спросил Вовка.

— А мать с отцом ушла, — Севка вздохнул. — На фронт.

Угар

Вовка никак не мог сообразить, что происходит. Он тер глаза холодными руками и вглядывался в темноту.

— Скорей, скорей вставай, — говорила мама, вытаскивая его из-под груды старых вещей, наваленных поверх одеяла, — вставай, сынок, опять угар.

Каждую ночь этот противный угар не давал Вовке выспаться. Он приходил поздно, неизвестно как залезал в дом и бродило нему невидимкой. Это был очень хитрый враг, наверное, большой и синий. Но Вовка его не видел и поэтому не мог проткнуть гибкой пикой или зарубить настоящим сосновым мечом. Мама говорила что «это наказанье какое-то» и что этот угар «их убьет». Дальше Вовка представлял себе, как он будет защищать маму и не даст угару убить их. Раз папа на фронте, то он сам сможет сразиться с этим страшным врагом. Но как его найти. На Вовкин вопрос: «Что такое угар?» мама ответила: «Такой воздух тяжелый». На улице снова гуляла луна. Ей почему-то не спалось. И угар ей не страшен. Она была белая-белая. В морозном воздухе искрились волшебные иголочки, тонкие-претонкие. Они не падали и никуда не летели, а только кружились на месте, будто танцевали и сверкали разными цветами. Деревня спала. Не дымили трубы. Темнели окна. Улица, как молочная река, бежала вниз под гору к настоящей реке, тоже белой, в ледяной и снежной одежде. Каждый шаг звонко отдавался, и казалось, что иголочки тоненько позванивают, когда задеваешь их на ходу.