Настоящий - [35]

— Что с ним случилось? — Спросила я Пита, когда они вышли из комнаты. Райли пошел к телефону в гостиной.

— Все в порядке, просто ему немного нездоровится. — Пит хватает дверную ручку и закрывает дверь.

И внезапно я слетаю с катушек и хватаю руку Пита, будто это спасательный круг.

— Не пудри мне мозги. Что он не хочет, чтобы я видела?

Мой голос дрожит, но я настолько напугана и пьяна, и сексуально неудовлетворенна, что, если не получу ответ, я пойду и разнесу в клочья то, что уцелело после Ремингтона.

Пит вздыхает и разжимает мою руку, освобождая себя от моего смертельного захвата.

— Он не хочет, чтобы ты видела его.

Ошарашенная я теряю дар речи, но желание убедиться, что с Ремингтоном все в порядке, перевешивает, так что я пытаюсь войти внутрь. Пит быстро и решительно оттаскивает меня в сторону.

— Послушай, он перевозбужден с тех пор как ты здесь, и вот такие вещи случаются, когда он перевозбужден. Все, что ему нужно чтобы почувствовать себя лучше — это немного физического контакта, это поможет прекратить панику, и он скоро будет в норме. Мы знали, что так будет, это был лишь вопрос времени. Это всегда начинается, когда он не может выпустить пар на ринге. А то, что он волочится за тобой как кобель, совсем не помогает, Брук.

— И кто же дал тебе право делать ему укол с транками, Пит? — я требую ответа, дрожа от ярости, защищая Реми.

— Он и дал. Тысячи разгромленных отельных номеров, Брук. Я с ним уже десять лет, и столько же Райли. Он дороже в обслуживании всех кого ты когда-либо встречала!

Райли возвращается с угрюмым выражением лица.

— Они уже идут.

— Ты заказал двоих? — спрашивает Пит

— Троих. Новых. Посмотрим, может это подогреет его проклятый упертый аппетит.

Когда до меня доходит, о чем они говорят, я загораюсь желанием врезать им обоим.

— Три новых кого? Проститутки?

С новым проблеском беспокойства Пит гладит меня по плечу в успокаивающем жесте.

— Это стандартный протокол, ясно? Они чисты и очень дорогие. Ему плевать на них. Нам не стоило позволять ему так это запускать, особенно учитывая тебя поблизости. Прости за натурализм, но теперь это наша проблема и мы ее решим, он не может драться завтра в таком состоянии. Черт, это будет чудо, если мы вообще сможем вытащить его из койки.

Что — то мрачное и порочное движется внутри меня, яростно скручиваясь в груди.

— Я не желаю, чтобы эти женщины были здесь, — говорю я им обманчиво спокойным голосом.

Может, у меня нет права голоса в этом деле, но я помню поцелуй Реми, как нежно его ладони обнимали мое лицо. Его слова. Ты моя сегодня ночью…

Внезапно, яркая картинка его тела переплетенного с кем-то другим вызывает у меня желание помчаться в туалет и вырвать. Я немного пьяна, а может это уже похмелье. Не знаю. Но голова болит, а желудок сводит при малейшей мысли, что кто-то другой коснется его. И вот уже мне на самом деле приходится прикрывать рот рукой и мчаться в туалет.

Следующие десять минут я провожу здесь, после чего полощу рот, прибираю за собой и быстро иду обратно, как раз вовремя, чтобы застать приехавших вонючих проституток. Райли, кажется, пошел вниз в лобби, чтобы привести их — понятно, что ни один уважающий себя отель не пустит к себе этих женщин — и когда Пит, открывает дверь, чтобы впустить их, воняющих духами и переливающихся от страз и блесток, я замираю и чувствую, как внутри опять все скручивается.

Они такие красивые, я с ужасом понимаю, что принадлежу к тем пьянчужкам, которые начинают кричать на людей, а потом плакать, чувствую, что сейчас я и начну. Я настолько взбешена, что рвусь вперед и останавливаю едва вошедших женщин. Они замерли, увидев мои спутанные волосы и сердитый взгляд.

— Мы больше не нуждаемся в ваших услугах, девушки. Мне жаль потраченного вами времени, вот вам за издержки.

Я выхватываю сто долларов из бумажника Райли, потому что он стоял ближе всех и был тем козлом, который решил позвонить им. Я выпроваживаю женщин в холл и захлопываю дверь перед их лицами. Потом я разворачиваюсь, глядя хмуро.

— Это в последний раз вы позвонили какому-то мусору, пока он в таком состоянии, — говорю я, угрожающе тыкая в них пальцем, мое сердце учащенно бьется от гнева и желания защитить. — Я понимаю, что не в том состоянии, чтобы принимать решения, но он тоже. Он не хочет их! — кричу я.

Мужчины, совершенно трезвые и по обыкновению такие серьезные в своих «похожие-на-телохранителей» костюмах и галстуках (кроме Пита, потерявшего форму сегодня в потасовке), уставились на меня в крайней степени растерянности, заставляя меня чувствовать себя сумасшедшей.

Что ж.

Я сошла с ума?

Я не уверена. Но в груди болит за этого мужчину в спальне, и я тяжело дышу, борясь, отстаивая свою территорию. Я знаю, о чем эти парни думают. Я знаю, что они хотят знать, какого черта я не пустила сюда тех женщин. Они думают, что я хочу трахнуть Ремингтона, и что я думаю, он и правда хочет меня. Может и так. Я отчаянно этого хочу. Я не только хочу трахнуть его, я возможно испытываю к нему глубокие и запутанные чувства.

Но мысль о ком-то, кто прикоснется к нему, заставляет меня хотеть плеваться огнем. Меня не волнует, что он не мой. Меня волнует, что прямо сейчас Пит, вколол ему что-то, его прекрасное тело готово, а его мозги отключены. Если я могу остановить этот кошмар, то я так и сделаю, я так и сделала.